• Внутренний конфликт среди групп влияния маловероятен, но такая ситуация возможна. Маловероятна она потому, что интересы групп влияния достаточно хорошо поделены, арбитрирование между ними налажено, и похоже, что все группы стремятся к сохранению мира. С другой стороны, опыт многих стран показывает, что конфликт, несмотря на высокий уровень организации сдержек и противовесов, часто возникает, если доля ренты в ВВП падает ниже 10–12 % и распределяемых потоков начинает не хватать, а подушевой ВВП низок — ниже 6000 долларов. В России доля ренты в ВВП лишь немногим выше (около 16–17 %) и медленно снижается, подушевой ВВП составляет, по прогнозу на 2016 год, около 8500 долларов. Опять же по опыту других стран мы знаем, что конфликт между группами влияния, если даже он напрямую не перерастает в войну кланов, все равно влечет за собой существенную дестабилизацию экономики — из-за значительных кадровых перестановок (вплоть до отставки первых лиц), принятия конъюнктурных, но крайне вредных для экономики решений, резкого роста рисков в связи с переносом борьбы кланов в правовую плоскость (использование масштабных уголовных дел) и так далее. Такая же ситуация зачастую складывается даже в стабильных и хорошо организованных элитах в случае, если из строя выбывает ключевое лицо (или лица), ответственное за баланс интересов. В России сегодня такое лицо одно, и, хотя вероятность того, что оно внезапно перестанет эффективно исполнять функции арбитра и контролера интересов, низка, она все же не равна нулю.
• Наконец, в современной России, где власть неинституционализирована, в ней отсутствуют конкуренция и системы критической оценки решений и действий, а общественное мнение существенно искажено пропагандой и отвлечено ложными повестками, есть высокий риск очень дорогого, непоправимого и нерационального решения, которое вызовет резкое изменение ситуации и приведет к крайне негативным экономическим последствиям. Сложно предсказать, что это будет за решение: может быть, повышение налоговой нагрузки, которое вызовет обвальное снижение бизнес-активности; может быть, эскалация или начало новых военных или гибридных действий, стоимость которых в итоге подорвет экономику или приведет к санкциям совершенно другого уровня (например, эмбарго на покупку нефти и/или на продажу России комплектующих к импортным самолетам, машинам, оборудованию; запрет на продажу кормов и так далее); может быть, и решение по введению жесткого регулирования цен, капитальных операций или курса валюты.
Легкое и понятное многим решение-ответ на вызовы российской экономики — масштабное увеличение инвестиций в инфраструктуру. За это ратуют приближенные к Кремлю семьи, предвкушая сверхприбыли; этого хотят многочисленные потенциальные подрядчики; за это агитируют экономисты самого разного профиля и убеждений. Но несмотря на то, что существуют подтверждения прямой связи между объемом государственных инвестиций в инфраструктуру и ростом экономики, необходимо понимать, что связь эта работает далеко не всегда и не везде.
Любые инвестиционные действия — то есть фактически предложение рынку новых возможностей — должны соответствовать спросу, который либо уже существует, либо еще только может сформироваться. В противном случае они обречены на экономическую бессмысленность. Известные нам случаи подстегивания экономики за счет инвестиций в инфраструктуру происходили в ситуации, когда спрос на инфраструктуру со стороны бизнеса значительно превышал предложение. Мы наблюдаем это явление в африканских странах, где не хватало инфраструктуры даже для базового развития торговых и производственных отношений, а иностранные компании были готовы вкладываться в экономику, и местное население было готово включаться в экономические отношения современного типа. Мы помним примеры новых территорий в США, Канаде, Мексике, других странах, где именно расширяющийся бизнес толкал государство на инвестиции (к слову, далеко не все инвестиции в инфраструктуру были государственными). То есть эффективнее всего эта модель работает там, где уровень инфраструктуры крайне низок, а запрос на развитие высок. В странах со средним уровнем инфраструктуры, как у России, эффект обычно значительно меньше. Настолько, что возникает вопрос — в случаях, которые можно считать «успешными», не было ли начало государственного инвестирования в инфраструктуру реакцией на рост экономической активности?
В сегодняшней России депрессия экономического развития не связана с инфраструктурным потолком, а высокая себестоимость транспортировки, связи и логистики влияет на увеличение стоимости продукта не так сильно, как факторы риска — отсутствие адекватного правоприменения и защиты прав инвесторов и предпринимателей, политические риски, коррупция и так далее. Вдобавок в России не хватает капитала и трудовых ресурсов для обеспечения бурного роста. В этих условиях масштабные инвестиции в инфраструктуру со стороны государства, скорее всего, столкнутся со следующей серией проблем:
Планирование. Будут выбраны не нужные направления инвестирования, а те, что выгодны наиболее мощным лоббистам. (Остров Русский, Сочи, программа кардиоцентров, инвестиции в НИТОЛ, проект «Сила Сибири» — лишь малая часть реальных примеров.)
Финансирование. У проектов будет масштабная изначальная переоценка, до 50 % и более будет потрачено сверх реальной стоимости, большая часть уйдет в офшор, снижая курс рубля.
Выполнение. Будет идти медленно, без соблюдения стандартов качества. Часть объектов окажется в итоге малопригодна или непригодна для эффективного использования.
Использование. Объекты будут недооснащены, не укомплектованы штатом, спрос на их использование — под вопросом. Дополнительные инвестиции на содержание и адаптацию не будут выделены, и многие объекты будут обречены на простой.
Влияние на общий спрос. Средства на инфраструктурные инвестиции будут получены эмиссионным путем, их пролиферация в экономику приведет к росту инфляции, общий объем платежеспособного спроса только сократится, и спрос на эти объекты еще сильнее уменьшится.
Влияние на бизнес-климат. Переключение ресурсов на государственные инвестиции снизит бизнес-активность и повысит себестоимость для независимых компаний: в условиях низких объемов производства и нехватки трудовых ресурсов государственные инвестиции будут оттягивать на себя и сырье, и работников, поднимая и цены, и зарплаты. Использование потоков денег для прямого импорта (сырье, материалы, оборудование) и для косвенного (товары для продажи работающим на проектах) временно увеличит импорт и создаст дополнительное давление на курс рубля и социальную сферу.
Влияние на внутреннюю политику. Эмиссионный характер трат даст временный заработок связанной с властью элите, что ослабит ее потребность в реальных реформах для сохранения своих доходов. Таким образом, реформы в очередной раз отодвинутся, а страна откатится еще дальше по уровню развития, отставание от конкурентов станет еще сильнее.
Влияние на внешнюю политику. Сочетание внутренних источников и усугубляющихся экономических проблем потребует переключения внимания населения и для поддержания рейтинга сделает внешнюю политику еще более агрессивной. Что сократит вероятность как привлечения иностранных инвестиций, так и встраивания в мировые технологические процессы.
