После обеда Константин забирал часть тех пробирок, что предназначались для залога, и грузил на тележку. С тележкой спускался на лифте в подземные этажи здания и катил её по длинным коридорам до распределительной зоны.
Здесь повсюду стояли охранники и висели камеры видеонаблюдения. Коридор заканчивался воротами с панелью управления. Константин нажимал кнопку – загоралась зеленая лампочка, раздавался «дзинь», ворота раскрывались. Он завозил в открывшуюся кабину тележку с материалами, выходил. Ворота закрывались, кабина тряслась и с характерным звуком уносилась куда-то вглубь. Через час она возвращалась уже с другой тележкой и другими биоматериалами. Зеленая лампочка, короткий звонок, ворота открываются. Константин забирал новую тележку и вез обратно в центр.
Лаборанты распечатывали полученный материал, сверяли по накладной и замешивали зиготу. Две части образцов материала полученных в местной лаборатории, одна из только что привезенных пробирок – подобранная по параметрам совместимости.
Полученные смеси заправляли в биомеханические утробы, где за три месяца вызревали эмбрионы.
Константин проверял работу лаборантов, контролировал показатели здоровья и развития плодов, потом шел в отдел разработчиков.
Там лучшие из лучших умов трудились над изобретением жизнеспособной зиготы без импортированного биоматериала. Эти разработки велись уже лет восемьдесят, но пока не приносили результата. Создание независимой зиготы было мечтой и задачей государственной важности. Это позволило бы навсегда прекратить всякий контакт с Фемороссиадой. Важно было успеть быстрее них, в противном случае, инициатором разрыва договоренности будет другая страна, и тогда маскурусиане обречены на вымирание. Ходили слухи, что по ту сторону зоны распределения ученые уже как никогда близки к разгадке, которая позволит полную сепарацию.
Вечер в Центре репродукции – радостное время. Эмбрионы, прошедшие стадии созревания, освобождаются из утроб и вручаются счастливым родителям.
Константин работал здесь, сколько помнил себя, но по-прежнему не мог сдержать слёз умиления, когда взволнованные отцы впервые видят и держат на руках сыновей. Они горячо благодарят сотрудников, дарят подарки и фотографируются. Сегодня ещё одного мальчика, появившегося у отцов с низкой степенью совместимости, назвали Константином в честь главного научного сотрудника, благодаря которому это стало возможным.
Домой Костя возвращался уставший, но гордый собой, в гостиной уже ждал Шохрух. Тот неподвижно сидел в кресле и смотрел в незажженный камин:
– Дорогой, а ты чего так рано? – Прощебетал Костя и положил пухлые бледные руки ему на плечи.
Шохрух не реагировал. Он задумчиво уставился в одну точку тяжелым взглядом. У него выматывающая работа, Константин уже привык видеть его таким. Он чмокнул супруга в щеку, погладил по голове, зарывшись пальцами в копну черных вьющихся волос. Потом принялся разминать широкие плечи, скованные напряжением. Шохрух его одёрнул.
– Что с тобой, Шошик? – спросил Костя.
– Наш сын.
– Виталик? Что, из Петерограда опять писали? Он в очередной раз провалил экзамен?
Шохрух молча передал Константину листок кристаллической бумаги со списком в пару десятков имён. Костя пробежался взглядом по строчкам и быстро нашёл – Эрбин Виталий Шохрухо-Константинович.
– Что это? Что ты мне показываешь? – спрашивал Константин, начиная нервно всхлипывать.
– Приговор будет приведен в силу через неделю(,) – сухо ответил Шохрух и отхлебнул из бокала элитный березовый сок.
– Какой ещё приговор? О чём ты? Тюремный? Он украл что-то? Или это наркотики?
– Он проник за распределительную зону.
– Это невозможно!
– Вам надо лучше работать. Я договорился, чтобы тебя не уволили, но с понедельника сторожевые меры будут усилены в несколько раз. И только не нужно сумятицы, нам не следует предавать этот случай огласке.
– Ты, ты должен что-то сделать! Надо спасти нашего сына, он не мог, он же не нарочно!
– У нас больше нет сына.
– Шохрух, умоляю тебя! – Константин разразился рыданиями.
– Он не просто попал туда один раз, он делал это систематически, тщательно продумывая порядок преступления. Наш славный Виталик переодевался в самку и гулял там, на чужой земле. Разыскал свою, о, как это, да, свою «мать». Женщину, чей биоматериал участвовал в его создании. Она любезно принимала его у себя в гостях. Познакомился с самкой его возраста, и у них, представь себе, была половая связь. Он помогал ей замаскироваться под мужчину, приводил сюда и показывал наш город. Мне продолжать?
– Что же делать? Что нам теперь делать? – кричал от отчаяния Костя.
– Через неделю я приведу приговор в действие. Виновницы с противоположной стороны также будут найдены и получат высшую меру наказания в своем государстве. Потом мы с тобой переедем за город, как ты всегда хотел. И заведем ещё сына. А лучше двоих-троих. Знаю, я говорил, что мы уже староваты для этого, и пора ждать внуков, но условия изменились.
– Ты сам приведешь приговор в действие? И ты спокойно мне об этом сейчас говоришь? Ты чудовище!
– Мне тоже нелегко от того, что мой единственный и любимый сын, для которого я не жалел ничего, предал всё, во что я верю. Все задумки сепарации, на которых держится наше общество. Мне противно думать о том, чем он там занимался, и почему всё это случилось с нами. Но, знаешь, ведь не я рассказывал ему об этой поэзии, пестиках и тычинках.
– Как смеешь ты меня обвинять? Нужно придумать, как спасти нашего мальчика!
– Это невозможно.
– Смерть! Ты принесешь ему мучительную смерть своими собственными руками? Там, вместе со всеми этими убийцами и педофилами!
– Его казнь не будет вселюдной, мы проведем её в отдельном тереме. Тебе важно понимать, то, что он сделал – гораздо хуже. Это вред не одному человеку, не нескольким. Это удар по всей общине. Если его поступок станет известен, найдутся последователи. А это отбросит весь прогресс на много шагов назад. Мы вернемся в дикий век, где самки помыкали нами, унижали нас, паразитировали, контролировали все ресурсы, лишали мужчин денег, собственности, общения с собственными детьми. Этого нельзя допустить. Если для сохранения порядка нужно пожертвовать одним предателем, пусть он даже наш сын, я готов на это.
– Мне не о чем больше с тобой разговаривать.
Ночью Константин не спал. Шохрух, скорее всего, тоже, свет в его комнате не выключался. Утром он, как ни в чем, ни бывало, выпил цикорий, надушился любимым одеколоном, прочел вести и отправился на службу. Константин позвонил на работу в Центр репродукции, сказал, что болеет и не появится какое-то время. Сотрудники сообщили, что к ним пришли солдаты и назначают новую службу безопасности. Константин велел им ни в чем не перечить. Затем он собрался и направился в городской отдел исполнения наказаний.
