И вот что он тут, практически ночью, забыл?
– Что мы здесь делаем? – озвучиваю последнюю мысль вслух.
Англичанин на это ничего не говорит. Выходит из автомобиля, вынимая из кармана пиджака телефон, и созванивается с кем-то. С кем именно он разговаривает – разобрать не успеваю, потому что к тому времени, как я оказываюсь на улице, брюнет отключает вызов. Он облокачивается на капот своего спорткара, сложив руки на груди, и просто ждёт… непонятно чего.
– Маркус, что мы здесь делаем? – вынужденно повторяю свой вопрос.
И на этот раз никто не считает нужным удостоить меня ответа. Зато на садовой дорожке появляется тучная фигура старичка невысокого роста. В свете тускло горящих фонарей более детально разглядеть его не удаётся. Он отпирает замок на воротах.
– Доброй ночи, мисс Риверс, – приветствует нас доброжелательно. – Мистер Грин, – кивает моему спутнику.
Маркус вежливо здоровается в ответ. Как и я. На этом короткий диалог исчерпан. Открывший для нас путь на территорию особняка в викторианском стиле возвращается восвояси, в то время как я едва сдерживаюсь, чтобы остаться на месте и не догнать человека.
Он бы уж точно не стал молчать, начни я его допрашивать…
Наверное.
– Как думаешь, дети уже точно спят? – задумчиво проговаривает между тем Маркус, разглядывая окутанное темнотой главное строение.
Так бы и врезала ему, ей Богу!
И ведь хватает наглости сначала игнорировать меня, а потом делать вид, будто бы ничего такого и в помине не было!
С другой стороны, а почему меня это задевает?
Не должно…
Вот и буду делать вид, что так и есть!
– Нет, конечно, – отзываюсь деланно равнодушно. – Они нас ждут. К ним же медиамагнат со своей типа-невестой не каждый вечер заглядывает. Как пропустить такое событие? – заканчиваю в откровенной насмешке.
Ну, да, не получается у меня сдержаться…
– Надеюсь, ты не права, – на удивление спокойно отзывается Грин.
Словно я и не сказала ничего такого только что…
Мужчина забирает с заднего сиденья картонные пакеты, а затем преспокойно направляется вдоль садовой дорожки. Ни разу не оглядывается даже, чтобы удостовериться в том, иду ли я следом. А я… иду.
Куда ж я денусь?!
На заднем дворе горит большее количество фонарей. Прибранная детьми территория ярко освещена. И первое, что попадается взгляду, – упавшие стебли полевых цветов, которые примерно двенадцать часов назад я и маленькая воспитанница местного заведения закопали у края садовой дорожки. Именно там останавливается Маркус, поставив на гравий оба картонных пакета.
Он же…
Серьёзно?!
– Ты меня пугаешь, – признаюсь честно.
Происходящее плохо укладывается в сознании, вызывая настоящую бурю из противоречий. Неужели медиамагнат и правда явился сюда, чтобы…? Садовый инвентарь, который мужчина вынимает из пакета, как нельзя лучше доказывает вспыхнувшую в голове безумную теорию.
– Если ты мне поможешь, то мы поужинаем всё же сегодня, – снисходительно проговаривает Маркус, проигнорировав мои слова.
С пару секунд я ещё пребываю в своеобразном шоке, а после подхожу к нему ближе и опускаюсь на корточки, подбирая металлическую лопатку.
– Зачем? – всё, на что меня хватает.
Ответа я не жду. Просто вытаскиваю увядшую растительность и начинаю раскапывать новую ямку. Впрочем, никаких объяснений всё равно и нет.
Спустя примерно десять минут край садовой дорожки украшает цветущий нивяник. Надо заметить – растительность очень похожа на те ромашки, которые пыталась спасти девчушка с кривыми косичками.
Выглядит довольно убедительно…
– Ты очень странный, знаешь? – срывается с моих уст в итоге, пока я наблюдаю, как брюнет убирает все следы нашей деятельности в тот же пакет, в котором прежде им были принесены цветы на замену.
– Это что, признание в любви? – отзывается в открытой усмешке англичанин.
Демонстративно закатываю глаза на такое заявление.
Вряд ли находящийся рядом со мной в принципе вписывается во что-нибудь, где можно употребить понятие «любовь», или хоть что-то, отдалённо напоминающее нечто подобное.
А жаль…
– Ты так и не ответила, – отпускает замечание Грин и поднимается на ноги, поравнявшись со мной. – Да и что странного в том, что я решил немного порадовать маленькую девочку? – уточняет с лёгким прищуром и склоняется ближе, касаясь сгибом пальцев моей щеки. – Мне не трудно, а она… разочаруется в этой жизни немного позже, не сейчас. К тому же не одной ей радость… – заканчивает едва уловимым полушёпотом и касается моих губ коротким мягким поцелуем.
Радость, значит? Решил порадовать ту, до которой ему и дела нет никакого?
Впрочем, если вымести из моего многострадального мозга всю эту ахинею из неуместных ощущений и эмоций – со стороны взглянуть на происходящее, как всего лишь перечень произведённых действий, то тогда становится вполне всё понятно, как раз почему на самом деле Маркус это делает. И… я снова злюсь.
Перехватываю его руку, избавляясь от прикосновения.
Я бы ещё и назад отошла, чтобы возвести дистанцию побольше, вот только отступать перед ним… Ну уж нет, не выкажу ему такой чести!
– Думаешь, если сделал вид, будто бы ты такой хороший и заботливый, то я быстренько проникнусь моментом, вспомню о всех тех, кому бы ты ещё мог помочь на той чёртовой верфи, и подпишу чёртов брачный договор? – проговариваю предельно ровно, хотя всё внутри кипит негодованием.
Ультрамариновый взор темнеет. В нём вспыхивает… предвкушение?
Воистину псих!
Оба мои запястья в считанные секунды заведены за спину и перехвачены одной его ладонью, а я сама крепко прижата к мужчине. Он ещё и за талию обнимает, не оставляя и шанса отстраниться.
– Иногда поцелуй – это всего лишь поцелуй. А цветы – всего лишь цветы, – проговаривает тихо-тихо Маркус, склоняясь ближе. – Не во всём, что я делаю, обязательно должна быть какая-то подоплёка, – ухмыляется злорадно. – Да и чёртов брачный договор, – явно передразнивает мои же слова и интонацию, – ты всё равно подпишешь. Ещё до сегодняшней полуночи, цветочек, – звучит безоговорочным утверждением. – И это место здесь совершенно ни при чём. Или забыла, для чего ты здесь, со мной? Освежить тебе воспоминания? – сдавливает мои запястья сильней, а после… отпускает.
Отворачивается, подбирает оба картонных пакета и направляется прочь с территории детского дома. А я… некоторое время беспомощно смотрю ему вслед, не в силах пошевелиться. И думаю о его словах.
Ведь, как бы то не хотелось признавать, Маркус Грин – прав.
Я почему-то начала забывать, зачем я здесь, с ним.
