– Что, есть предположение, кого именно? – интересуюсь встречно, по-своему расценив его реакцию, и отворачиваюсь к окну.
Отчего-то кажется, будто в данный момент мы думаем об одной и той же. И ныне мёртвая незнакомка, покинувшая ипподром на сером седане, – совершенно ни при чём. Хотя и подтверждения вслух я не получаю. Грин просто-напросто молчит.
А вот я…
– Мне нужно тебе кое-что рассказать, – озвучиваю, пока решимость окончательно не испаряется. – Думаю, тебе стоит знать, прежде чем… я уйду.
И на этот раз я не получаю ответа. Впрочем, и не нуждаюсь ни в чём подобном. Главное, закончить то, зачем явилась сюда. Огни ночного города за окном до сих пор перед моими глазами, хотя я уже и не вижу ничего. И начинаю с самого начала.
– Я не знаю, кто мой отец. Никогда не видела его. Да и не стремилась к этому. Не знаю, кто моя мать. Она отказалась от меня сразу после родов. Первые пять лет своей жизни я провела в детском доме. Самые паршивые пять лет из всей моей жизни, на самом деле, – перечисляю факты своего прошлого бесцветным, ничего не выражающим тоном.
Не желаю, чтобы Маркус решил, будто бы я жалуюсь. Нет, не жалуюсь. Всего лишь хочу, чтобы он понял, насколько для меня важно всё то, что происходит сейчас.
– Из приюта я сбежала. Хватило глупости сделать это зимой, в новогодние праздники, в жуткий холод. Правда, на тот момент, мне было всё равно. Точно бы замерзла насмерть, если бы меня не подобрал кое-кто, – запинаюсь, делая глубокий вдох. Слишком яркие воспоминания пробуждает собственный рассказ. – Анна. Она подобрала меня. Хотя и сама на тот момент была всего лишь подростком – далеко не взрослой. Вот так у меня появилась старшая сестра. Та, которая всегда заботилась и оберегала… не только от холода или голода. Анна стала для меня своеобразным щитом от целого мира. Дала мне столько всего, что не каждая семья может дать своему ребёнку. Мне было шестнадцать, когда мы переехали жить в другую страну. В Америку. Я поступила в колледж. Получила новое гражданство. И ни на одно долбанное мгновение не задумалась тогда, откуда у такой же сироты, как и я, берутся на подобное возможности и средства. Анна очень хорошо прятала от меня другую сторону этой нашей жизни. А может, я просто-напросто не хотела замечать, наслаждаясь своей наивностью и перспективным будущим. Наркота, проституция… Прежде я думала, что столкнусь с чем-то таким только в какой-нибудь криминальной сводке, – снова замолкаю ненадолго, сопротивляясь подступающим слезам. – Всё изменилось, когда она исчезла почти два года назад. Вот тогда мне и пришлось снять свои розовые очки, оставшись с настоящей реальностью один на один… – следующий за этим промежуток моей жизни я опускаю, не собираясь делиться этим вообще с кем-либо то ни было, не только с медиамагнатом. – Что с ней стало, я узнала чуть больше года назад. И так и не увидела её больше. Только фотографии. Отвратительные. Жуткие. Мерзкие. А ещё узнала всё то, что привело меня сюда, к тебе… на тот аукцион, – заканчиваю исповедь и крепко зажмуриваюсь, сцепив руки за спиной.
По-прежнему не смотрю на того, для кого говорю, – только на стекло, за пределами которого начинают тускнеть городские огни. И изо всех сил игнорирую налёт скорби и печали, постепенно заполняющий душу.
– Нет никакого старшего брата, проигрыша в карты или тех, кто заставил меня быть около тебя. Меня зовут Станислава Черкасова. И я намеренно влезла в твою жизнь, потому что считала, что именно ты виновен в том, что стало с моей старшей сестрой.
Ну вот… Сказала.
Даже дышать становится легче. Несмотря на то, что проходит не меньше пяти минут абсолютной тишины, которую я так упорно ненавижу.
– Хм… довольно смело, – наконец, нарушает затянувшееся молчание Маркус.
Только теперь у меня хватает сил обернуться к нему.
– Вообще-то не очень, – невольно морщусь. – Учитывая, что ты даже сесть не в состоянии сейчас, не то чтоб встать и приблизиться ко мне… – выдавливаю из себя виноватую улыбку. – Тем более что я вскрыла твой сейф и забрала оттуда твой пистолет… – умолкаю, не договорив.
Остальное для него и так должно быть понятно.
– Хм… Что ещё ты оттуда забрала?
Удивительно, но англичанин совсем не злится. Разве что немного озадачен. Может быть, слегка растерян. Однако, как ни стараюсь, я не нахожу ни единого признака гнева или ярости в ультрамариновом взоре, изучающем меня, словно в первый раз.
– Документы. На своё имя, – сознаюсь честно. – Другие… оставила.
На лице мужчины расцветает привычно небрежная ухмылка. Он переворачивается на бок, слегка поморщившись, и вытаскивает из руки катетер с капельницей. Немного погодя и вовсе садится. На белом больничном постельном белье остаются багровые капли, когда Маркус отбрасывает довольно внушительную иглу в сторону. Мужчина явно собирается встать на ноги… чего делать ему явно не рекомендуется.
– Не надо, – в пару шагов оказываюсь рядом с ним и сжимаю обеими руками его плечи, не позволяя подняться. – Не вставай.
По внешней стороне его ладони стекает кровь. Англичанин определённо совершил ошибку, избавившись от катетера таким нетривиальным способом.
– Я позову кого-нибудь из медицинского персонала, – добавляю вынужденно.
Вот только покинуть палату мне не удаётся. Ровно, как и отойти от самого брюнета.
– Ты целый год думала, что я убил твою сестру, – он возвращается к прежней теме разговора, банально перехватывая мои запястья, удерживая около себя. – Но изменила своё мнение менее чем за неделю. Почему?
Хороший вопрос.
И я до сих пор не могу найти на него верный ответ.
Во мне живут лишь только догадки.
– Ты приложил довольно много усилий, чтобы сохранить мне жизнь. И сам чуть не умер при этом, – начинаю с самого очевидного. – Кроме того, в свете последних событий, я считаю, что виновна Эбби.
Как и в случае с Закери, я вижу неподдельное недоумение в глазах собеседника.
– Эбби? – в неверии переспрашивает Маркус.
– Да, – киваю в подтверждение. – У неё есть мотив и возможность. Она была знакома и со мной, и с Анной. Да и психологический портрет вполне соответствует, учитывая случай с оранжереей в твоём поместье. К тому же Эбигейл Олдридж сняла крупную сумму наличных перед происшествием на ипподроме, а затем скрылась в неизвестном направлении.
– Хм… Полицейская академия? – вопрос, но в вместе с тем – безоговорочная констатация факта.
Ошибочная, к слову.
– Военная, – поправляю, с натянутой улыбкой. – И я её не окончила.
Мои запястья всё ещё находятся в плену чужой хватки. Судя по всему, избавлять меня от неё мужчина не намерен. Слишком уж внимательно его взгляд блуждает по моему лицу, пока в глазах ультрамаринового оттенка светится задумчивость.
Становится неловко…
– Конечно, прямых доказательств у меня на данный момент нет, и всегда остаётся вероятность того, что я ошибаюсь. Тот же твой друг Закери тоже вполне может подойти под большую часть из озвученных мною критериев обвинения, – продолжаю былую тему разговора, надеясь тем самым отвлечься от не вовремя нахлынувшего чувства. – Или же из тебя самого – обманщик более искусный, чем из меня. То, что к смерти Анны причастны не те, кто работает на «Oz», я знаю наверняка, так что других кандидатов в убийцы пока просто не наблюдается.
