Последнее, обозначенное мною, совсем не радует. Но я успокаиваю себя тем, что прежде Маркус Грин никак не мог знать, кем я являюсь… Да и к чему столько сложностей? Убил бы меня сразу, ещё в Риме – и всё.
– Так вот зачем тебе мой «Glock», – понимающе протягивает мужчина, а уголки его губ подрагивают в намёке на улыбку.
– Нет, не поэтому, – качаю головой в отрицании. – На тот случай, если ты решишь придушить меня, когда я сообщу тебе о том, что больше не вижу необходимости играть роль послушной рабыни, – подвожу к финалу своих изъяснений.
Вот теперь мужчина заметно напрягается.
– Ты не можешь уйти от меня, – произносит сухо, сдавливая пальцы вокруг моих запястий сильнее. – По крайней мере, сейчас, – поправляет сам себя.
А я-то думала, что самая сложная часть уже позади…
– Деньги, которые ты заплатил за контракт по аукциону, я верну, – отзываюсь миролюбиво, борясь с желанием отдёрнуть руки и оказаться как можно дальше от мужчины. – А всё, что касается «AlsoppLine», мы можем уладить и дистанционно.
Взор цвета тёмный ультрамарин наполняется тяжестью. Становится практически чёрным. Маркус прищуривается, а на его лице появляется жестокая ухмылка. Он резко поднимается с кровати, вынуждая меня пошатнуться от неожиданности.
Вот кто бы сказал, что десять минут назад он и головы с подушки поднять не мог…
– Ты не уйдёшь, цветочек, – повторяет он уже слышанною мною прежде и склоняется ближе. – Я тебя не отпущу, – скатывается до тихого шёпота мне на ухо, который отражается в сознании похлеще самого громкого крика.
По спине пробегает липкий холодок.
А ведь вроде и не должна бояться…
– Почему? – спрашиваю, не разбирая сказанного.
Просто сердце внезапно начинает колотиться как бешеное. И этот ритм частых быстрых ударов я слышу гораздо отчётливее, нежели собственный голос.
– Я обманула тебя, вошла в твой дом, выбрав для этого самый подлый момент твоей слабости, и забрала твои личные вещи, которые ты так оберегал от посторонних. Я только что сожгла все мосты, которые могли бы позволить мне вернуться к тебе, будто бы ничего такого и не было прежде. Ты чуть не умер из-за меня, – продолжаю, поскольку молчание вновь начинает затягиваться. – Так почему ты всё ещё хочешь, чтобы я осталась? Для чего? В этом совершенно нет никакого смысла…
Последнее в своих мыслях я искала не раз.
К сожалению, и правда, не нашла.
Но, по непонятной причине, Маркус считает иначе.
Мужчина отпускает мои руки, но перед этим вынуждает обнять его за шею, приблизив к себе вплотную. Его ладони плавно скользят по линии моей талии, а после сжимают в крепких объятиях. Чужое дыхание касается виска, опаляя не только кожу, но и сам разум. Я начинаю теряться в этих ощущениях. Тех самых, что не имею права испытывать.
– Обмани меня ещё. Сожги меня. Убей… Но не уходи.
Мужчина тяжело и шумно дышит, сдавливая в своих руках с такой силой, что объятия становятся болезненными. Даже по прошествии минуты он не отстраняется. И мне не позволяет отодвинуться ни на дюйм.
– Я…
Понятия не имею что сказать!
– Я… позову медсестру. У тебя кровь идёт, – меняю направление разговора.
Но англичанин всё равно не отпускает.
– Маркус, – перемещаю одну из ладоней от его шеи к лицу и прижимаюсь губами к щеке в подобии поцелуя. – Я… Да, наверное, ты прав, – капитулирую вынужденно. – Мне стоит остаться. По крайней мере, пока не найдут Эбби.
Почти каждое моё слово – ложь. Но я настолько хочу верить в неё, что убеждаю себя, будто бы не вру сейчас самым бессовестным образом. Словно я действительно должна остаться… по другой причине. Просто потому, что и сама хочу этого.
– Не думаю, что это сделала Эбби, – наконец, заговаривает Грин, ослабляя хватку на моей талии. – Эбби импульсивна и порой не в меру легкомысленна – совсем не заботится о последствиях своих поступков, но она не настолько жестока.
Он, и правда, её защищает?!
И почему меня это так бесит…
– Медсестра, Маркус, – напоминаю о том, о чём сказала уже не раз.
Брюнет недовольно кривится, но пререкаться и дальше по этому поводу больше нет необходимости. Дверь в палату бесшумно отворяется, а в комнату заходит та самая девушка, что несколько часов назад позволила мне воспользоваться служебным лифтом, а по возвращении разрешила остаться рядом с Грином.
– Я как раз собиралась за вами пойти, – зачем-то оправдываюсь, невольно задумавшись о том, какую картину она застаёт.
Англичанка вежливо улыбается мне в ответ, окидывая придирчивым взглядом отсоединённую капельницу и пациента, которому до сих пор хватает наглости удерживать меня около себя.
– Вам лучше лечь, – мягко проговаривает девушка, обращаясь к брюнету.
Дальше даже слушать не надо, чтобы знать, что он скажет.
И я не ошибаюсь.
– Мне будет лучше, если вы позовёте доктора, а затем принесёте мою одежду и документы на отказ от госпитализации, – недовольно морщится медиамагнат.
Ответом ему служит два обречённых вздоха.
– В вашем состоянии не рекомендуется покидать больницу, – возражает медсестра.
Я же в это время аккуратно подталкиваю мужчину к кровати, вынуждая его сесть.
– Моя одежда и документы на отказ от госпитализации, – мрачно отзывается Маркус.
В ответ на мой жест он одаривает меня не менее мрачным взглядом.
– Ваша одежда отдана мисс Риверс, – «переводит все стрелки» на меня быстренько-сдавшая-позиции-девушка и как ни в чём не бывало подходит к кровати, забирая использованную иглу для капельницы. – А доктор сможет прийти только утром, – добавляет невозмутимо. – Пожалуйста, потерпите ещё несколько часов, мистер Грин.
Судя по тому, что мрачности на мужском лице нисколько не убавляется, медиамагнат явно не согласен с обозначенным.
– Где моя одежда? – обращает он уже ко мне.
– Она испачкалась. Я отвезла её в поместье, – оправдываюсь и оборачиваюсь к небольшому диванчику у дальней стены, где по приходу оставила небольшую сумку. – И привезла тебе чистую, – указываю на принесённое с собой. – Твой телефон тоже у меня. Как и всё остальное, что было при тебе до отравления.
Брюнет в очередной раз недовольно морщится.
Словно капризный ребёнок.
– Ты привезла мне чистую одежду? – переспрашивает с недоверчивым прищуром.
Можно подумать, в этом есть что-то сверхъестественное.
– Привезла, – киваю в подтверждение.
На его губах расплывается странно рассеянная полуулыбка, эмоциональный оттенок которой я никак не могу определить.
