Внезапно он снова стал серьёзным.
– Будешь вести себя тихо и держать голову покорно склонённой, к самому низу. Глаза – в пол.
– Ты сам в это веришь, Ризван? – равнодушно спросила я.
– Не раскрывать рот, прежде чем не обратятся непосредственно к тебе, – повысил голос Ризван.
– Тебе нужно было купить на невольничем рынке готовую рабыню со сломленной волей, чем пытаться добиться того же усердия от меня.
– Нет времени размениваться на мелочь.
Улицы города жили своей жизнью. Тут и там сновали жители, слышался незнакомый говор. Ризван вновь подал голос, словно ему не терпелось поболтать по-приятельски.
– Сегодня Амр Муаз, верховный, почтит пир своим присутствием. В последнее время он уже готовится передать бразды правления новому Верховному и стремится успеть запечатлеть как можно больше своего опыта. Потому сейчас его появление за пределами того здания, где мы были – редкость. Можно сказать, тебе повезло.
– И кто будет наследником?
– Зависит от голосования. Мы не выбираем верховного исключительно из родства. Каждый клан выдвигает своего претендента, самого достойного.
Я не успела задать вопрос, как Ризван опередил меня.
– От каждого клана участвует по трое: один претендент и двое голосующих. За свой клан можно отдать только один голос.
– Разумно. Но кто выбирает самого достойного? Мне кажется, что в большинстве своём выбирают из знати.
– И да, и нет. У всех равные возможности: у меня, оборванца с улицы, или у Инсара, сына верховного… Но от знати ждут всегда большего, не так ли? Им приходится не только доказывать, что они не хуже всех прочих, но и оправдывать своё имя.
Инсар – сын верховного. У меня не умещалось в голове, как потенциальный наследник мог оказаться тогда там, на невольничем рынке Верксала?.. Следом своим мыслям я усмехнулась, посоветовав обратить взор на саму себя.
– Амр Муаз будет доволен возвращению своего упрямого осла. Вполне возможно, что теперь, после всех этих лет Инсар не станет отбиваться всеми конечностями от возможности наследовать управление Амджадом.
– И чем же ему не по вкусу власть? – спросила я, как можно спокойнее, стараясь не выдать своего волнения.
– Ему не нравится решать, кому жить, а кому умирать.
Против воли я рассмеялась.
– А военное ремесло в чём заключается?
– Нет. Ты не понимаешь. Амджад – закрытый город. И он остаётся таковым, пока население не превышает некоторую численность. Потому мы избавляемся от больных младенцев и немощных стариков, которые являются лишними ртами.
– Жестоко.
– Но справедливо, – возразил Ризван, – ему это не по вкусу.
– А тебе?
– Я не «бездушный», чтобы спокойно вершить подобное, но это необходимость. Только и всего. Приходится мириться с чем-то.
– Для простого оборванца с улицы ты слишком трезво рассуждаешь.
– Оборванец не означает пустоголовый, Артемия.
К чему весь этот разговор? Я могла бы перебрасываться подобными фразами и часами рассуждать о том, что означает то или иное, поворачивать слова, играя ими, но всё это казалось бессмысленным сейчас. Я одёрнула саму себя: не время предаваться унынию. Иногда мне казалось, что я, вообще, лишена такой возможности, как быть слабой, и должна всё время выгрызать себе зубами желаемое.
– Больше ни о чём не хочешь поговорить? Как только разговор свернул с темы Инсара на меня, от твоей словоохотливости не осталось и следа?
Ризван остановился у массивных настежь распахнутых ворот.
– Вперёд. Нам позволено спешиться у входа в зал для пиршеств.
– Особая привилегия? – спросила я, заметив, что пара мужчин спешиваются прямо у ворот, вручая своих коней на попечение слуг.
– Да. Чем выше статус, тем…
– Я поняла. Кто-то шествует верхом даже по залу, верно? Дикость.
– Статус, – возразил Ризван, – наверняка, у твоего народа полно своих обычаев, которые покажутся чужакам причудой.
Миркхийца отослали прочь вместе с животными. Судя по его выражению лица, он был рад держаться подальше от огромного скопления народа, собравшегося внутри зала.
Специально или ненарочно, но Ризван шествовал прямиком к Инсару, сидящему по правую руку от Верховного – уже немолодого мужчины, который вот-вот перешагнёт рубеж старости.
Ризван, по всей видимости, занимал видную позицию, потому что не кланялся в три погибели подобно другим посетителям, лишь приветственно склонил голову и произнёс короткую речь на родном языке. Мне же вовсе не пришлось обозначать своё присутствие – тень, недостойная упоминания и внимания. Казалось бы. Но взгляды собравшихся были обращены на меня и Ризван выглядел невероятно довольным, когда усаживался за стол подле Инсара. Место рядом с Инсаром пустовало. И судя по тому, что среди собравшихся не было видно «чёрной ткачихи», оно было оставлено для неё.
– Ты должна стоять рядом и подливать мне вина.
Несколько слов, обращённых ко мне на общем наречии, и вновь разговор потёк на непонятном для меня языке. Некоторые слова были сильно похожи и смысл их угадывался сразу же, значение других ускальзывало от меня. И я старалась понять их смысл, приказав себе сосредоточиться на этом, чтобы не растравливать себя понапрасну, глядя на равнодушного Инсара. У него всегда хорошо удавалось сохранять невозмутимый вид. А сейчас он, похоже, достиг совершенства в этом искусстве, потому что всего один раз скользнул по мне взглядом, не выражающим ничего, и отвернулся, беседуя с верховным. Раздался цокот копыт – пегий конь стремительно влетел в зал, остановившись ровно посередине.
– А вот и твоя наречённая, – бросил Инсару Ризван, специально на общем наречии, чтобы и мне было понятно.
– Ты прав. Нужно встретить её, как полагается.
Глава 38. Артемия
Рыжая сидела на лошади, обводя всех присутствующих приветливым взглядом. На мне её глаза задержались чуть дольше, взгляд скользнул по платью, уголки губ приподнялись в усмешке, словно она отметила контраст своего кипенно-белого платья и моего угольно-чёрного. Красавица не торопилась слезать с лошади. Она терпеливо дожидалась, пока Инсар неторопливо подойдёт и предложит ей руку. Но вместо этого он обхватил её за талию, снимая с коня. Лучезарная улыбка коснулась губ Айяры. После обмена приветствиями с Верховным, «чёрная ткачиха» заняла место возле Инсара, принявшись лить приторный мёд из кроваво-красных губ.
Мои глаза будто сами желали смотреть только в одном направлении, и я усилием воли заставляла себя переводить взгляд куда угодно, только не на этих двоих, сидящих так близко, что между ними не просунуть и пальца.
– Кажется, я говорил тебе вести себя скромнее. Налей.
