– Значит, перестань наседать на меня.
Манфред вздохнул и покосился в сторону герцога, пожал плечами и вновь повернулся лицом к убогому представлению.
– Сколько герцог тебе приплатил?
– Приплатил, ага, как же, – проворчал Манфред, приближаясь ко мне, – пригрозил, не хочешь сказать? Я же говорил, что он намерен сровнять с землёй мой театр. Ему самому не удалось убедить тебя возвращаться в Аугсбург. И теперь я должен корячиться перед тобой. Сукин сын…
– Теперь ты будешь знать, Манфред, что продавать друзей не есть хорошо. Ты всего лишь согласился сказать, где меня можно отыскать, а герцог заставил тебя сопровождать его в поездке. И наверняка ты выполнял роль слуги. Ты приехал в захолустную дыру вместе с ним, а он заставляет тебя скакать передо мной на задних лапках. В следующий раз…
– Побойся…
Фраза Манфреда повисла в воздухе не оконченной, потому что в воздухе раздался истошный женский крик. По улице неслась Анна, бессменная прачка Вольфаха.
– Волк! За мной гонится огромный волк… Спасите!
Головы собравшихся разом оборачиваются на крик Анны. Она бежит, высоко подобрав своё залатанное платье, а деревянные башмаки отстукивают бойкий ритм по мостовой.
– Упилась, что ли? – слышится чей-то недоверчивый голос.
А следом раздаётся громкое звериное рычание и волчий вой…
Глава 26. Аманда
Я замираю на месте от испуга, ошарашено смотрю на Манфреда, пытаясь понять, слышал ли он то же самое или мне почудилось.
– В-в-волки?.. В г-г-городе? – спрашивает он.
О да, спектакль уже перестал быть смешным. Из переулка напротив площади раздаются вопли ужаса. Из него выбегают быстрее ветра несколько людей. Рты распахнуты, глаза вытаращены. А следом за ними несётся огромный, поджарый волк. Зверь выскакивает на открытое пространство и рычит, обводя всех собравшихся жёлтыми глазами, сверкающими в вечерних сумерках. Он огромен – его размеры раза в три превышают размеры обыкновенных волков. Когтистые лапы скребут каменные булыжники площади. Шерсть на загривке щетинится.
– Р-р-р-р-р-р-р…
Жутко так, что поджилки от страха трясутся, но тем не менее я поневоле любуюсь мощью и животной грацией хищника. Он весь наполнен ею: от кончиков ушей, стоящих торчком, до мощных лап, упирающихся в камни. Волк пригибает морду книзу и утробно рычит, втягивая носом воздух. Кажется, что ещё мгновение, и он бросится на тех, кто стоит перед ним. Но вдруг он разворачивается и огромными скачками уносится прочь. Мне остаётся только потрясенно смотреть, как блестит его шерсть в лучах нарастающей луны.
Запоздало раздаются потрясённые охи и крики. Скопление людей только сейчас колышется, словно бурная река. На Вильгельма Второго жалко смотреть. Он побледнел даже больше обыкновенного и его лицо сливается с белой накрахмаленной рубахой.
– Возвращаемся в Аугсбург! Немедленно!
Похоже, Вильгельм Второй запамятовал, что изображает моего случайного знакомого, а не любовника. Он вцепился в мой локоть своими пальцами, чуть посиневшими от холода, и начал тянуть меня прочь.
– Ну уж нет!
Я вырываю локоть из захвата его ледяных пальцев, недовольно морщась. Мне страшно до чёртиков, так же как и всем остальным, но одного страха мало, чтобы заставить меня свернуть с намеченного пути.
– Будьте так любезны не докучать мне этим вопросом, дорогой Вильгельм!
– Аманда, звезда моя!.. Умоляю…
– Тысячу раз нет! Зверя уже нет на улицах. А если бы даже и был, в Вольфахе есть Охотник, которому по силам справиться с ним.
– И где он? – приходит в себя Манфред.
Увы, но я сама не знаю, куда подевался Рикардо в самый ответственный момент. Я хватаю за локоть спешащую мимо нас женщину, спрашивая о нём.
– Кажется, сказал, что празднуют без повода только идиоты, и отправился к себе…
Женщина отмахивается от нас и торопится прочь. От весёлого настроения у толпы не осталось ничего: лица хмуры и озабочены. Лихо расправленные плечи жителей вновь опускаются вниз, спины сутулятся. Волк появился всего на несколько мгновений, но пошатнул уверенность в их силах. Все толкутся и торопятся как можно скорее покинуть площадь… А следом раздаётся ещё один горестный вопль, подхватываемый и передающийся от одного к другому: старый Якоб Петерсен, отец нынешнего бургомистра, найден растерзанным в своей кровати.
Новость вводит толпу в кратковременный ступор, но потом кто-то подаёт возмущённый возглас:
– И долго мы будем это терпеть?
– Да-да, – слышатся несмелые голоса.
– Зверь является к нам, как к себе домой, – трубит мясник, поглаживая рукоять огромного ножа, – пора бы показать ему, кто здесь главный!..
– Уже второе убийство за последнее время…
– Так он скоро доберётся и до наших малышей! – испуганно вскрикивает женщина, прижимая к себе дочку. А та, услышав слова матери, заходится громки рёвом.
– Надо покончить с ним!
– Да!
– Мы покажем этой твари!
–Да!
– Убьём его прямо сейчас!
– Да! – раздаётся восторженный рёв толпы.
– Подождите!.. Но Охотник… Это же его дело! – но меня никто не слушает.
Только добряк дядюшка Густав отирает рукой усы от выпивки и усмехается:
– Охотник не охотится давным-давно. Он съехал с катушек после гибели жены… и палит сейчас разве что по людям. Почему не приструнили его ещё!
– Ошибаешься. Он вполне адекватный. Кажется…
– Хо-хо, и почему же его так редко видно в Вольфахе? Он появляется, только когда у него возникает нужда пополнить запасы выпивки и наведывается разве что к шлюхам. Его видят на улицах города несколько дней подряд, но потом он вновь запирается в своей избушке, не желая никого видеть!..
Честно говоря, доля правды в словах дядюшки Густава есть, но несмотря на всю свою чудаковатость Охотник кажется мне единственным, способным справиться со зверем. Но разве слушает вольный люд Вольфаха голос разума? Нет, нет, нет и ещё раз нет!
Может, поодиночке они и опасались совать свой нос в лес, но сейчас они собираются идти на волка едва ли не всем городом. Они вооружаются кто чем может. В ход идут ружья, тесаки для рубки мяса, кочерги, вилы и лопаты… Весь городской сброд выстраивается длинной цепочкой. В руках тех, у кого не нашлось подходящего оружия, металлические кастрюли, по которым они долбят что есть мочи, создавая невообразимый шум.
– Зачем это? – пытаюсь перекричать я поднявшийся гвалт.
– Таким способом они хотят напугать волка. Они растянутся цепочкой так, что ему не удастся ускользнуть!
Верится с трудом. Но горожане, охваченные экстазом энтузиазма, уверены в собственных силах. И, подкрепив собственную уверенность самогоном, покидают город, двигаясь в сторону леса.
