– Разве пристало Предводителю одному разгуливать по окрестностям? – спрашиваю я наконец.
Отец Вэ’рка, благополучно женив сына, умер в собственной постели ещё когда я лежала у Вевеи, будучи неспособной даже сесть. И сейчас Вэ’рк – предводитель селения.
– Охота – достойный промысел для мужчины, неважно, какой пост он занимает.
Мне кажется, или в его словах заключён некий иной смысл, кроме очевидного?
– Этого вполне хватит, – я укладываю последний стебель цветка в горшок, несмотря на то, что он ещё неполон под самую горловину.
– Так быстро? – спрашивает Вэ’рк, глядя на меня.
Он срывает цветок, неосторожно размещая пальцы, куда не следует. Мгновение спустя отдёргивает пальцы с недовольным возгласом. Крошечные шипы уже вонзились в кожу.
– Тебе не следовало, вообще, прикасаться к цветкам, Вэ’рк.
Он пытается подцепить шипы своими крупными пальцами, но у него ничего не выходит. Я со вздохом подбираю с земли острую щепку и, поддевая ею кончики шипов, без особых затруднений вытаскиваю их.
– Спасибо. У тебя такие нежные и умелые пальцы.
– Не радуйся раньше срока, Вэ’рк. Шипы ядовиты и рану будет нарывать несколько дней.
Всё это время я избегала смотреть ему в лицо, но сейчас чувствую пристальный взгляд на себе и встречаюсь с его глазами. Вэ’рк жадно всматривается в моё лицо, лаская взглядом, скользящим по коже, задерживается им на губах и подаётся немного вперёд ко мне, застывшей без движения. Его желание написано на лице. Желание Вэ’рка никуда не испарилось за всё это время. Но помимо желания во всей его напряжённой позе и выражении глаз читается иное.
Он смотрит на меня так, словно я единственный колодец воды в пустыне, но полный отравы. И Вэ’рк хочет приникнуть ко мне, но боится вобрать в себя смертельного яда, потому нерешительно остановился в паре шагов, изнемогая от жажды и проклиная того, кто отравил источник с живительной влагой. Внутри себя я чувствую движение, отозвавшееся острой резью, и непроизвольно кладу руку на живот, успокаивая этим плод. Вэ’рк следит за моим движением взглядом, напряжённо спрашивая:
– Что-то не так?
– Ничего, кроме того, что определила для меня участь Невесты, – усмехаюсь я.
Вэ’рк, кажется, окончательно трезвеет и встаёт, не произнося больше ни слова. Нерешительно мнётся несколько мгновений, но поднимает подстреленную дичь и удаляется скорым шагом. Я сижу без движения ещё некоторое время, дожидаясь, пока сильная боль окончательно утихнет и возвращаюсь, чувствуя себя усталой и разбитой от этой краткой, но горькой встречи.
Через несколько дней к дому Вевеи является сам Вэ’рк, в сопровождении одного из своих Советников. Одного взгляда, брошенного вскользь на него, достаточно, чтобы понять причину его прихода сюда – пальцы на руке, которыми он коснулся шипов, безобразно распухли. Под вздувшейся кожей волдыря скопилась жёлтая жидкость и каждое малейшее касание к ним болезненно. Вевея качает головой и бормочет под нос, что Предводителю не пристало охотиться и бродить по окрестностям в одиночку, а уж тем более пытаться срывать ядовитые растения, не зная как с ними обращаться. Её пальцы сжимают острую иглу, которой она прокалывает волдырь, а потом она велит раскалить на открытом огне докрасна железный прут.
– Это единственный способ лечения? – хмурится Советник Вэ’рка, не привыкший к столь жестоким методам лечения.
– Одними мазями и припарками здесь не обойтись, – резко обрывает его Вевея, – Предводитель может и не соглашаться на болезненное, но скорое по срокам лечение. И потом будет долго мучиться от яда, разносящегося по крови. Он молод и крепок и в любом случае справится с недугом, но не так быстро.
– Делайте, что необходимо, – велит Вэ’рк, отсылая своего Советника прочь.
Вэ’рк терпеливо сносит боль, лишь морщась, когда ему прижигают пальцы. Вонь подпалённой плоти вызывает у меня тошнотворные приступы и мне приходится покинуть помещение, выходя на свежий воздух. После окончания процедуры Вэ’рк прощается со старой лекаркой, благодаря её за помощь. Но Вевея отказывается, когда он собирается расплатиться с ней золотом.
– Не всё золото – ценно, – улыбаясь, произносит Вевея и, не дожидаясь ответа, возвращается в дом.
Я чувствую её пристальный взгляд на себе и отвечаю ей таким же. Мне не в чем себя упрекнуть. И меня ли нужно винить в том, что Вэ’рк до сих пор изнемогает от желания?
Глава 16
Беременность протекает гораздо быстрее. И срок родов наступает раньше, чем того можно было ожидать. Когда внезапно при прогулке во дворе воды изливаются из меня на землю, мне становится страшно. А понимание противоестественности происходящего вновь накрывает меня с головой. Ранее в какой-то момент я смирилась с произошедшим и усиленно отгораживалась от тёмных мрачных мыслей, словно мгновений, отпущенных мне до срока, было неисчислимое множество. Но вот тот самый миг настал и меня терзают ужасающие воспоминания, а тело пронизывают судороги боли. Шрамы на плече наливаются красным и горят, а исполосованная, натянувшаяся кожа на объёмном животе, кажется, вот-вот, выпуская на свет нечто, зародившееся во мне.
Вевея мгновенно оказывается рядом. Её сверхъестественное чутьё не подводит и на этот раз. Она подхватывает меня, упирающуюся, под руки и ведёт в дом, уговаривая, словно малое дитя. Мой протест лишён смысла, в нём нет ничего разумного: только паника животного, загнанного в угол.
Вевея укладывает меня на кровать силой и спешит крикнуть из окна праздному гуляке, околачивающемуся неподалёку, чтобы тот пригласил Жрецов из Храма, а сама начинает хлопотать вокруг меня и зачем-то поджигает пучки трав по углам, которые распространяют густой, пряный аромат в тесном пространстве дома. Через некоторое время в дверном проёме возникают фигуры Жрецов, садящихся у стены и начинающих распевать тихонько свои молитвы. Их силуэты скрываются от меня за густым витиеватым дымом, а едва слышное бормотание молитв заглушается криками боли и стонами, исторгающимися из меня.
Границы между днём и ночью стёрлись – агония длится долго, а плод не стремится появиться на свет так скоро, как обычно. Он словно напоследок хочет выпить из меня все жизненные силы или выжрать чрево изнутри, подобно тому злобному существу, что вплеснуло в меня своё семя. Мне кажется, что ещё немного и я потеряю связь с реальностью, покинув измученное тело.
Но с последней судорогой боли что-то отделяется от меня, а Вевея торжествующе поднимает окровавленный комок высоко вверх. Перед моими глазами всё расплывается. Я не могу разглядеть ничего, кроме красного и чёрного цветов, сплетённых воедино, потому плотно сжимаю веки и поднимаю обессилевшие руки, чтобы заткнуть уши, ибо крик, что издаёт это создание, громок и полон сил.
Вокруг суетятся Жрецы, что-то говорят и двери дома то и дело хлопают, пуская лёгкий сквозняк, в то время как Вевея трудится надо мной, обмывая тело, заставляет перекатиться набок и перестилает подо мной мокрые от крови одеяла. Сильные руки знахарки размыкают мои сильно сжатые челюсти и вливают горький отвар. Я не хочу глотать его, пытаясь отвернуться. Но одной рукой Вевея придавливает мне на грудь, а второй зажимает ноздри, выжидая, пока я не глотну жидкости, хватая следом за ней воздух ртом. Сознание понемногу проясняется, и я улавливаю обрывки разговоров Жрецов, дожидающихся Видящих, что должны решить судьбу рождённого дитя. Мальчик, слышу я и ожидаю, что и сейчас, как в случае со мной, Жрецы прольют кровь и будут ждать решения Богов. Но Видящие решают иначе.
