Саймон грустнеет.
– Да. Но дело же не в том, что она знала тебя… и отвергла. Она просто воплощает свою мечту, ну или что-нибудь такое.
Мы сидим молча, и наконец мне становится так неудобно на твердой кушетке, что я встаю и подхожу к двери комнаты, где могла бы жить моя соседка. Я прислоняюсь головой к косяку и принимаюсь рассматривать пол.
– Жаль, что я не люблю людей. И, наверно, не стоит искренне радоваться, что я буду жить одна.
– Всё нормально, я понимаю, – мягко отзывается Саймон.
– И мне жаль, что я такая пессимистка.
– Это я тоже понимаю.
– И что… – Я не могу подобрать слова. – Короче, мне просто жаль. Я думаю, что ты совершил ошибку. Со мной.
Я впервые говорю вслух то, о чем думала несколько лет. Не знаю, почему это вырвалось именно сейчас, но, честно говоря, я много чего не знаю.
Краем глаза я вижу, что Саймон встает и поворачивается ко мне. Мягко, но очень уверенно он произносит:
– Нет. Я совершенно точно не ошибся.
Поскольку он хорошо меня знает, он не ожидает объятий или иных эмоциональных проявлений. Я доверяю Саймону, в том числе потому, что он уважает мои границы. Он в курсе, что пылкая сердечная привязанность – это не мое.
И люди.
И доверие.
– Но в чем лично я уверен, – продолжает Саймон, – так это в том, что ты обещала мне обед.
И мы идем в маленькое греческое кафе, расположенное в одном квартале от кампуса, и заказываем какое-то дикое количество еды. Я почти всё время ем и мало говорю, но Саймон умудряется сделать молчание не таким уж неловким.
– Интересно, какая она, – бормочу я в промежутках между глотками.
Я пытаюсь представить впечатления нормальной студентки – замечательную, шикарную соседку и себя, которой искренне нравится то, что происходит. Я два года прожила в общежитии и, что неудивительно, ни с кем не подружилась. Разумеется, это моя вина.
– Может, она клевая. Может, мы бы сошлись.
Саймон откашливается. Он-то знает, сколько у меня тараканов.
– Но, – спокойно продолжаю я, – самая большая любовь ее жизни – это, очевидно, леопардовые тюлени. А поскольку меня они приводят в ужас, мы бы, вероятно, всё равно не сумели подружиться. Так что это к лучшему.
Мне становится грустно, и я сосредоточенно принимаюсь доливать в бокал минералку.
– А что ты вообще знаешь про леопардовых тюленей? – прерывает Саймон мое навязчивое утоление жажды. – Я о них почти не в курсе.
Найти в Интернете картинку нетрудно. Я поворачиваю к Саймону экран телефона.
– Зубы. У них не зубы, а настоящие копья.
Саймон явно терпит поражение.
– Да. Ты права. Неприятный зверь. Возможно, эта девушка была бы не лучшей соседкой.
С чувством огромного удовлетворения я откидываюсь на спинку и чувствую, как голова перестает болеть.
Глава 2
Мы нашли
В девять часов вечера я уже лежу в постели, разгладив хрустящие простыни и убедившись, что идеальная складка у меня на груди сохраняет форму. Небольшой настольный вентилятор разгоняет воздух, ровно настолько, чтобы я не задохнулась от жары. Отчего-то при радостных воплях – где-то наверху студенты празднуют начало учебного года – в моем животе всё стягивается в узел, поэтому я не решаюсь открыть окно. Гудение вентилятора не заглушает звуки пьяного веселья целиком, но, по крайней мере, немного облегчает жизнь.
Внезапный стук в дверь пугает меня; потратив несколько секунд, чтобы справиться с паникой, я осторожно открываю.
– Элисон, привет! Как прошло лето? Пойдешь наверх?
Передо мной – миниатюрная девушка с пластмассовым стаканчиком в руке. Ее крашеные светлые волосы стоят на голове торчком. В прошлом году мы были в одной группе. Бекки? Белла? Брук? Что-то на Б.
Она замолкает, заметив, что я в пижаме.
– А. Видимо, нет.
Я широко улыбаюсь.
– О‐о! Как приятно тебя видеть! Ничего себе! Ты шикарно выглядишь. А какой загар!
Я стараюсь говорить с энтузиазмом и сама удивляюсь визгливым ноткам в собственном голосе.
– Честное слово, я страшно утомилась от летних вечеринок. – Я многозначительно смотрю на нее, как бы намекая, что последние несколько недель провела так безумно и скандально, что просто не в силах пережить еще одну тусовку. Я притворяюсь, что зеваю.
Девушка, которую зовут на Б, понимающе воздевает стакан и энергично кивает, так что прядь волос у нее окунается в пиво.
– Понятно. Ну ладно, отдыхай. В другой раз.
Мысль, что предстоит провести здесь еще два года, постоянно отбиваясь от социальных взаимодействий, пугает меня. Если бы я могла надеть шапку-невидимку и посещать занятия в таком виде, я бы это обязательно сделала.
– Конечно… – И я совершаю большую ошибку: делаю паузу, давая понять, что не помню ее имя.
– Кармен, – с легким раздражением отвечает девушка. – Кармен. В прошлом году мы жили в соседних комнатах и вместе занимались литературой и историей Британии.
– Конечно, я помню, как тебя зовут!
Я отчаянно пытаюсь придумать что-нибудь еще. Я не хочу ходить на вечеринки, но в то же время не желаю и обижать ее. В такие минуты мне отчаянно хочется быть менее странной и неуклюжей. В попытке казаться дружелюбной, я выпаливаю:
– Я… я просто заметила твои сережки и задумалась. Очень клевые. Такие оригинальные.
Она подносит руку к уху.
– Обычные серебряные сережки.
– Э… ну, я не имела в виду, что они прямо уникальные. Они… ну, такие, как надо. Не слишком маленькие, не слишком большие… идеальные. Понимаешь?
Кармен скептически смотрит на меня.
– Да, наверно.
– Очень красивые. Я бы тоже такие хотела.
– Их мне купила мама. Могу спросить у нее, где.
Я улыбаюсь.
– Вот это здорово. Спасибо!
Я понимаю, что говорю чересчур бодро, а потому сбавляю обороты и снова зеваю.
– В общем, мне жаль, что я сегодня такая дохлая. Выпей там за меня, ладно?
– Ладно. Сейчас и начну. – Кармен делает большой глоток и шагает по коридору.
Через несколько шагов она оборачивается.
– Приятно было повидаться, Элисон.
– И мне, Кармен!
Я запираю дверь и выключаю свет. Дверь, ведущая во вторую спальню, открыта, и я задумываюсь. Оставить ее так или закрыть? Не знаю. Если закрыть, будет казаться, что там кто-то есть. Спит, читает, целуется, хочет покоя… Как будто в соседней комнате находится человек, с которым меня действительно хоть что-то связывает.
