Я смотрю на Саймона.
– И ему это не понравилась.
– Да. А мне разонравился он.
Саймон произносит это с бунтарским видом и улыбается. Я тоже.
– Нет.
– Ну ладно. Я его не возненавидел, но сразу понял, что между нами что-то серьезно разладилось. Он совсем не разделял моих чувств. Поэтому мне пришлось сделать выбор. И я выбрал тебя. И себя. Я получил шанс понять, что на самом деле мы с Джейкобом не подходили друг другу. А что касается желания удочерить тебя… никакое другое решение в жизни не давалось мне так легко. Конечно, я боялся, что не понравлюсь тебе или что ты не захочешь жить с мужчиной-геем. В тот день, когда мы познакомились, я, наверное, переодевался раз десять. У меня была целая стопка вещей, которые я купил для тебя, но все они казались дурацкими, и я оставил их дома. Если бы они тебе не понравились, то, возможно, ты подумала бы, что из меня получится плохой отец… – Саймон, кажется, искренне взволнован. – Я очень нервничал, потому что не сомневался, что предназначен быть твоим папой. Иногда просто знаешь это, и всё. Без какой-либо причины. Просто знаешь.
Четыре месяца назад я бы, возможно, не согласилась, но только не сейчас.
– Да. Жаль, что я не знала этого раньше. Прости, что я сразу не поняла, что ты мой папа.
– Милая, не извиняйся. Я был не вправе требовать от тебя слишком многого.
Я чувствую, как подступают слезы.
– Но теперь я знаю. Правда, знаю.
Саймон обнимает меня, и в ответ я крепко прижимаю его к себе.
– Я тебя люблю, Саймон.
Его объятия – воплощенная отцовская забота и ласка.
– И я люблю тебя, Элисон. Очень люблю.
– Вообще-то, – говорю я, – ты понравился мне в тот день, когда мы познакомились. Мы говорили про Джейн Остен. И про то, что оба терпеть не можем зоопарки. И ты сказал, что ненавидишь все сухофрукты, кроме сушеной клюквы.
– Это так. Зачем брать идеальный свежий фрукт и портить его? Но сушеная клюква в салате из рукколы – совсем другое дело. И немножко голубого сыра. Устоять невозможно…
Он упирается подбородком мне в макушку.
– Нас объединяла любовь к фильмам восьмидесятых, к романтическим закатам и к шуму волн, которые разбиваются о берег. Мы подходили друг другу. Вот и всё. Ты с первой минуты стала моей дочерью.
Я опускаю голову на плечо Саймона.
– Ты покупал разные штуки, чтобы убедить меня остаться с тобой?
Он смеется:
– Мне очень стыдно, но… да.
– Например?
– Вообще-то они до сих пор у меня остались, если тебе интересно.
– Правда? – Я сажусь и поворачиваюсь к нему.
Это совершенно в духе Саймона.
– Мне очень интересно!
Он живо скрывается в своем кабинете, и ему даже не приходится долго искать коробку.
Саймон взволнованно смотрит на меня, когда я открываю ее. Я смеюсь:
– Не беспокойся. Я не уйду от тебя, если вдруг обнаружу там что-нибудь стремное.
– И всё-таки поосторожнее. Я тогда очень волновался. И сейчас, кажется, тоже…
В коробке, разумеется, лежит куча вещей, которые бы мне понравились. Три звенящих серебряных браслета от «Тиффани», подарочный набор духов от «Кальвин Кляйн», кашемировые шапка и шарф, косметичка, набитая губной помадой. Наконец я вытаскиваю комикс про Чудо-Женщину и парные металлические браслеты.
– Дурацкие, да? – спрашивает Саймон.
– Нет, они чудесны. – Я, не отрываясь, смотрю на браслеты. – Как ты узнал, что я люблю Чудо-Женщину?
– Я подумал, что тебе пришлось отразить немало ударов. И что ты, наверное, крепкая как сталь.
– Вовсе нет, – тихо отвечаю я. – Эти браслеты бы мне пригодились.
– Ты и сейчас крепкая. Просто стала счастливее.
Он прав.
– Это прекрасные подарки.
Я глубоко тронута и не знаю, что еще сказать.
Саймон гладит меня по спине, притягивает к себе и обнимает.
– Ну что, давай вешать гирлянду, детка?
Он хлопает в ладоши.
– Сейчас мы украсим дом!
Саймон лезет на стремянку и начинает вешать гирлянду. Я держу свободный конец и подаю ему по мере необходимости.
– Ну, раз уж ты не хочешь, чтобы я покупал тебе машину… – Он замолкает и ждет, когда я красноречиво закачу глаза, – как насчет списка подарков к Рождеству?
Это очень серьезно, поскольку я не из тех, кто любит просить. Но ради его спокойствия я задумываюсь.
– Постельное белье, которое ты подарил мне в начале года… Оно просто замечательное, и я хочу еще комплект.
– Заметано. Дальше.
– Новый чехол для мобильника.
– Заметано. Что еще?
Мы заканчиваем вешать гирлянду, когда я наконец отвечаю:
– Может, съездим куда-нибудь летом?
– Конечно. Ты, Стеффи и я? Или как?
– Только мы с тобой, – говорю я.
Саймон развешивает фонарики по ветвям, прежде чем ответить:
– Охотно. Куда бы ты хотела? Мартас-Винъярд? Кейп-Код? Нантакет? Хэмптонс?
Я не удерживаюсь от смеха.
– Необязательно ехать в такие дорогие места. Я не против просто полежать на пляже. Пожить в маленьком домике. Ничего сверхизысканного, ладно?
– Значит, шикарный коттедж, – произносит с улыбкой Саймон. – Каждый вечер будем варить омаров и кататься по берегу.
– И еще кое-что, – говорю я, принимаясь с преувеличенным усердием поправлять фонарики. – Я, кажется, уже об этом спрашивала… можно Эсбену прийти к нам на ужин?
– Это не подарок на Рождество, но я абсолютно за! – восклицает Саймон, и его энтузиазм буквально ощутим. – В любой вечер. На закуску будет копченый лосось и фаршированные яйца, на горячее – говядина «Веллингтон», а на десерт бисквит со взбитыми сливками!
– Э… я представляла что-то менее торжественное.
– Ну конечно. Макароны с кетчупом, – говорит Саймон, шутливо надувшись.
– Ладно, ладно. Покажи, какой ты хороший повар. И вино. Надо купить вино.
– Зачем? Боишься, что твой старый папа и бойфренд не понравятся друг другу?
– Немножко, – признаюсь я.
– Не надо. Я уже обожаю Эсбена. Человеку, который доставляет тебе радость, гарантирована моя любовь.
– Ну хорошо.
– Давай лучше придадим дому праздничный вид, чтобы впечатлить Эсбена!
Саймон шагает за коробкой с украшениями.
– За работу!
