– Канноли от «Майка»! – сообщает Эсбен, прочитав записку. – Господи, что за прелесть этот Саймон.
Эсбен, как я и думала, делает тысячу снимков и немедленно выкладывает их, заметив, что человек, приславший это замечательное лакомство, – мой отец. Еще он постит нашу фотографию с того вечера в кондитерской – ту, на которой Саймон выглядит особенно красиво. Мы отправляемся на кухню, едим ризотто и жадно пьем воду, пока на плите в старенькой кастрюле булькает паста. Я и не знала, что после секса так дико хочется есть. Хорошо, что Саймон всё это прислал. Надо придумать, как хорошенько отблагодарить его.
Когда мы наедаемся и понимаем, что хотим спать, то сворачиваемся клубочком в постели. Я измучена и не в силах ни о чем думать, потому что меня переполняет эйфория.
Однако когда я начинаю засыпать, мне не дает покоя странное ощущение. Что-то не так. Не со мной, не с Эсбеном. Я что-то упускаю. Неуверенность пытается пробиться ко мне, совсем как ледяная буря за окном. Я отгоняю эту мысль. Не желаю сворачивать на прежний путь тревог и негатива. Я учусь принимать хорошее. Поэтому я перестаю думать о плохом и сосредотачиваюсь на минувшем вечере. Потому что сегодня произошло всё то, о чем я никогда и не мечтала.
Глава 24
Не хватает воздуха
Когда я просыпаюсь на следующее утро, то не сразу понимаю, что уже не сплю. Это и в самом деле моя жизнь. Потрясающая и чудесная. Когда Эсбен просыпается, жизнь делается еще прекрасней, потому что мы снова занимаемся любовью. Пусть у меня болит всё тело, но чувствую я себя лучше, чем когда-либо.
Как и ожидалось, лекции сегодня отменяются. Идеальный вариант. Я, мягко говоря, не прочь посидеть дома.
Я пишу Стеффи, умоляя перезвонить, как только она проснется. Конечно, придется в подробностях пересказать ей события минувшего дня, и лучше сделать это по телефону, а не письменно. Она много лет желала мне счастья, и я непременно должна поведать подруге о своих успехах. Доказать, что моя жизнь теперь в моих руках.
Наступает вечер, а я всё еще немытая и в халате. Меня окружает ощущение, вкус и запах Эсбена, и это прекрасно. Эсбен читает книжку, валяясь в постели полуодетый, а я хожу по комнате, прибираюсь и глупо улыбаюсь собственным попыткам навести абсолютно ненужный порядок. Господи, я так счастлива, что даже не знаю, чем заняться.
Наконец у меня звонит телефон, и я буквально бросаюсь за ним через всю комнату.
– Стеффи!
– Привет, подружка.
– Боже, как я по тебе скучала! Что у тебя такое с телефоном? Почему ты не купила новый? Я так хочу увидеть твое милое лицо! – выпаливаю я. – У меня новости. Я страшно рада, что ты позвонила.
Я захожу в пустую спальню и наполовину притворяю дверь.
– Ну, как твоя безумная поездка? Я хочу знать всё!
– Элисон, мне надо с тобой поговорить. – Голос у Стеффи какой-то странный, но я пока не понимаю, в чем причина.
– Ладно. Конечно. Что случилось?
Долгое молчание, которое меня пугает.
– Эсбен у тебя? – спрашивает Стеффи.
– Да. А что?
– Хорошо. Пусть лучше он сейчас будет с тобой.
Ее голос звучит монотонно и слабо, и у меня что-то сжимается в груди.
– Извини за плохие новости.
– Стеффи… – Я сажусь на постель. – Говори.
– Элисон, ты моя лучшая подруга. Всегда была ею и будешь. Я знаю, что ты любишь меня, поэтому я прошу тебя выслушать и сделать так, как я прошу.
– Что случилось?!
Я чувствую приступ паники. Сердце так колотится, что я не успеваю дышать.
Ясно, что стряслась беда. Смысл слов Стеффи до меня еще не дошел; они пока не проникли в сознание, но я просто знаю.
– Мне будет нелегко. Скажи, что ты выслушаешь и не станешь спорить. Как моя лучшая подруга, ты должна сделать это ради меня.
Я резко вдыхаю и выдыхаю, уже предчувствуя наступающую боль.
– Да.
– Я соврала тебе, Элисон. Я никуда не ездила. И в новую квартиру я тоже не собираюсь.
Ничего не понимаю.
– Так. Ну и что…
– Ты помнишь – в детстве у меня был рак. Я тебе, впрочем, мало об этом рассказывала. У меня образовалась опухоль в плече. Мне сделали операцию, чтобы ее удалить. Потом – тяжелая химиотерапия. Просто жуткая. Но она помогла. После этого меня много лет обследовали, тестировали, проверяли, и долгое время всё было чисто.
Стеффи замолкает, подбирая слова, и я захлопываю рот рукой, чтобы не закричать вслух.
– После такой мощной терапии нормальные клетки становятся чрезмерно плодовитыми. Начинается перепроизводство белых телец. В свое время это меня спасло, но всегда был риск, что из-за этого разовьются другие виды рака. И сейчас…
– Нет, – говорю я.
И повторяю – спокойно, но настойчиво:
– Нет!
Я этого не допущу. Никогда, ни за что.
– У меня неизлечимая форма рака. Называется острый миелоцитарный лейкоз. Всё очень серьезно.
Я собираюсь и перестаю паниковать. Сосредотачиваюсь на фактах, потому что больше ничего не остается.
– Так. И какие планы?
– Никаких. Здесь ничего не поделаешь.
– В смысле?
Перед глазами всё плывет, поэтому я зажмуриваюсь.
– Единственный вариант – химиотерапия, как раньше. Хотя я тогда была маленькая, я прекрасно помню, какой ад пережила – и твердо знаю, что второй раз этого не будет. Химиотерапия вообще не бывает приятной, но тот конкретный вид, который я проходила, – это нечто. И я больше не хочу. Ни за что. Исключено.
Решимость в голосе Стеффи пугает меня до чертиков.
– Я принимаю лекарства, но толку от них немного.
Я не смирюсь. Мы не позволим раку убить Стеффи, после всего, что она с успехом выдержала. Я начинаю мерить шагами комнату.
– Стеффи, ты должна лечиться. Я приеду и останусь с тобой. Я помогу тебе пережить терапию. Это очень тяжело – я всё понимаю – но мы справимся.
Я знаю, что через несколько секунд у меня не останется сил, и пусть лучше она поскорей согласится.
Стеффи отвечает – очень тихо и нежно:
– Нет, Элисон. Я не буду проходить химиотерапию. И тебе не позволю при этом присутствовать. Даже если я смирюсь, к тому ограниченному времени, которое мне осталось, прибавится всего пара месяцев. В лечении нет смысла.
Пара месяцев.
Я судорожно хватаюсь за стол. Сейчас упаду. Это невозможно. Я вижу какой-то яркий, необычайно достоверный кошмар. Но я проснусь. Проснусь, и окажется, что всё в порядке.
– Стеффи… Стеффи…
Я задыхаюсь. Мне не хватает воздуха.
