Что ж, надо признать – нет никакой возможности сказать хоть что-то хорошее о Фрэнке сверх того, что о нем говорилось ранее. Вечером того самого дня, когда умерла миссис Фолбрайт, мистер Филмор вспомнил о неотложных делах, призывавших его немедленно покинуть Стоунфолл, и устремиться в поместье своего отца, как бы ни печалила его мысль о неизбежной встрече с охотниками, стрельбой и смертью невинных тварей. Это все, что Бартоломью смог сообщить соседям. Умолял ли он кузена остаться хотя бы до похорон, вспомнил ли Фрэнк хотя бы раз о Кэтрин и ее разрушенных мечтах? Об этом никто в Стоунфолле никогда не узнал. Да и мистер Филмор больше не баловал этот городок своим вниманием.
Если бы Фрэнк просто уехал, позабыв про нее, Кэтрин страдала бы от разбитого сердца куда сильнее. Она чувствовала, что ее сердечная рана глубока, но не хотела больше видеться с мистером Филмором, не мечтала о замужестве с ним и не собиралась забывать о его предательстве. Трагическое происшествие с миссис Фолбрайт, несправедливое изгнание Чарли Баттенхейма и страдания отца и матери занимали слишком много места в ее переживаниях, чтобы она могла позволить себе предаваться горю со всем усердием семнадцатилетней девушки, потерявшей первую любовь.
Переезд в Кромберри не усыпил в ней чувство вины, но хотя бы не давал ей слишком много времени на разрушительные мысли о слабости и порочности ее натуры. И Кэтрин готова была снова и снова благодарить дядю Томаса, написавшего ее матери о своих затруднениях с гостиницей. А также и тетушку Мэриан, так удачно решившую проблему с Бет Пламмер, и свою собственную мать, отпустившую ее. И, конечно, бедного отца, даровавшего ей прощение и благословение начать новую жизнь, тогда как ему самому придется нести на себе бремя сплетен и потери уважения соседей, друзей и многочисленных пациентов.
Что ж, ей остается только усердно трудиться и постараться больше не поступаться совестью ради призрачной мечты, даже если она снова поманит Кэтрин в Лондон…
В последующие недели она исправно следовала своему намерению, а если и слышала тяжелую поступь недоброй судьбы, то принимала ее за шаги в коридоре кого-нибудь из постояльцев, мучающихся бессонницей.
Глава 9
Незадолго до Рождества Кэтрин возвращалась в гостиницу после заседания благотворительного дамского комитета. Ну, разумеется, ей не стоило и мечтать, что чаша сия минует ее в Кромберри!
Миссис Лофтли гордо шагала впереди под руку с подругой, сестрой викария, настолько же тучной и медлительной, насколько сама миссис Лофтли была худой и подвижной. Тетушка очень гордилась тем, что состояла в благотворительном комитете, и Кэтрин ее прекрасно понимала: супруга владельца гостиницы «Гусь и пони» в Стоунфолле и помыслить не могла о такой чести!
Почтенные дамы Кромберри то ли обладали большей широтой взглядов, то ли учитывали значительные возможности мистера Лофтли в сфере благотворительной помощи нуждающимся, а также залы и гостиные в «Охотниках и свинье», которые нередко использовались для нужд комитета совершенно безвозмездно.
Кэтрин поставила бы на второе, но миссис Лофтли так трогательно восхищалась своей ролью дамы-попечительницы, что ее племянница ни в коем случае не захотела бы испортить этот восторг неуместными замечаниями.
Если бы миссис Хаддон видела дочь сейчас, она бы удивилась разительным переменам, произошедшим за столь короткий срок. Для любого наблюдателя мисс Хаддон могла бы послужить примером благоразумия и примерного поведения для всех девиц ее возраста. Если, конечно, этот настырный наблюдатель не дал бы себе труд заглянуть в ее мысли и в ее альбом.
Стылым декабрьским вечером Кэтрин чинно вышагивала по скользкой мостовой, опираясь на руку своей новой лучшей подруги, молоденькой учительницы мисс Дженни Морвейн. Девушки познакомились недели три назад, на заседании комитета, куда миссис Лофтли впервые взяла Кэтрин, и тотчас почувствовали искреннюю симпатию друг к другу.
Дженни была старше Кэтрин на три года, но эта разница почти не была заметна в разговорах девушек. Мисс Хаддон благодаря отцу успела повидать больше мест и людей, чем ее новая подруга, сразу после окончания пансиона вернувшаяся в Кромберри, чтобы преподавать в школе для девочек, чьи родители не могли позволить себе гувернантку или хотя бы школу подороже и подальше от Кромберри.
А любовь Кэтрин к живописи и ее служба в «Охотниках и свинье» придавали мисс Хаддон ореол романтической героини, вынужденной терпеть лишения из-за происков недоброжелателей. Кого мисс Морвейн считала недоброжелателями, Кэти так пока и не разобралась. Она очень тепло рассказывала подруге о своем отце, чуть более сдержанно – о матери, брате и сестре и ни единым словом не обмолвилась об истинной причине своего отъезда из дома.
Дженни, выросшая в Кромберри, была замечательным источником сплетен и историй о жизни горожан, ведь ее отец заведовал почтовым отделением. Несколько приятных вечеров девушки провели в комнате Кэтрин за разговорами, и сейчас Кэти знала о жителях Кромберри почти столько же, сколько ее разговорчивая подружка. В словах Дженни не было язвительной горечи, как в суждениях Бет Вортекс, и Кэтрин с удовольствием болтала, вернее сказать, чаще слушала новую подругу.
Вот только все эти имена и секреты из-за своего обилия настолько перепутались в голове бедняжки, что она боялась совершить оплошность, упомянув кого-то не вовремя или задав не тот вопрос. Этим сумбуром в ее мыслях и объяснялась сдержанность ее поведения в местном обществе, а вовсе не тем, что мисс Хаддон каким-то чудесным образом обрела подобающее юной леди смирение.
– Миссис Грин говорила матушке, что у нее почти не осталось этих чудесных новых лент, – щебетала Дженни. – Ты совершенно уверена, что пойдешь на бал в том синем платье?
Подруга спрашивала Кэтрин уже в седьмой или восьмой раз, и мисс Хаддон оставалось лишь терпеливо кивать. С самого первого дня знакомства девушек Дженни не переставала говорить о грядущем рождественском бале, который устраивал ежегодно дамский комитет.
Большой зал, пристроенный к городской ратуше, летом сильно пострадал из-за пожара и до сих пор не был приведен в надлежащий вид, что вызывало обильное возмущение среди горожан. Исключение составляли мистер и миссис Лофтли, ведь дамам-попечительницам не оставалось ничего иного, как устроить бал в «Охотниках и свинье». Миссис Лофтли пребывала из-за этого почти в таком же возбужденном состоянии, как и молоденькая мисс Морвейн. А Кэтрин должна была день за днем выслушивать поочередно то одну, то другую, да еще и ворчание мисс Вортекс, недовольной всей этой суетой. Да и в гостинице Кэтрин приходилось теперь трудиться за двоих, ведь у ее тетушки появилось множество новых забот: как украсить зал и холл, где разместить угощение и милые бесполезные вещицы для благотворительной ярмарки и все в таком духе. И она постоянно посылала с поручениями то Бет, то свою племянницу.
За всеми этими хлопотами милая, милая миссис Лофтли не позабыла осведомиться у племянницы, есть ли у нее подобающее событию платье. И все же Кэтрин, недавно получившая от дядюшки довольно щедрое вознаграждение за свои труды, казавшиеся ей в последние дни почти непосильными, решила не злоупотреблять добротой родственников.
