– «Зал фей»? – перебила тетушку удивленная Кэтрин.
– О, я забыла сказать, что у каждой комнаты в нашей гостинице есть свое название, – затараторила миссис Лофтли. – Твоя называется, конечно, «Комнатой с незабудками». Общая гостиная внизу – «Залом герцогини». Как утверждал прежний владелец гостиницы, однажды здесь останавливалась герцогиня Девонширская, уж не помню, какая по счету. Остальные названия ты скоро узнаешь, сейчас я не буду отвлекать тебя, пора готовиться к ужину.
– А «Зал фей»? – не удержалась Кэти.
– Ах, тут нет ничего волшебного, дорогая, – засмеялась тетушка Мэриан. – Просто эта комната отделана зеленым бархатом и цветочными гирляндами. Миссис Дримлейн очень любит ее, хотя, признаться, зеленый цвет портит оттенок лица, я бы ни за что не выбрала для своего будуара зеленый, но миссис Дримлейн уже слишком стара, чтобы придавать этому значение.
Сэмюэль сложил у шкафа последние картонки, слегка поклонился хозяйке, приветливо улыбнулся ее племяннице и вышел.
– Очень милый молодой человек, все известные его предки служили в нашей гостинице, – сообщила миссис Лофтли и сочла, что на этом первое знакомство племянницы с «Охотниками и свиньей» можно заканчивать. – Теперь я оставлю тебя, дорогое дитя, через четверть часа тебе надлежит спуститься вниз, пройти в коридорчик за конторкой и зайти во вторую дверь слева – там мы обедаем с твоим дядей, когда нет необходимости садиться за стол вместе с постояльцами. За обедом мы поговорим обо всем…
Тетушка не договорила фразу, неловко улыбнулась и оставила, наконец, Кэтрин одну.
Глава 4
Юная леди не стала тщательно разбирать багаж, на это у нее не было ни времени, ни сил. Как только одно из платьев показалось Кэтрин менее измятым, чем остальные, она умылась и поспешно надела его, продолжая осматривать свое новое пристанище. На полочке над камином поместятся привезенные ею книги, а на маленьком секретере с пюпитром удобно будет делать зарисовки. Внутрь можно спрятать альбомы с рисунками, судя по висящему на цепочке ключику, секретер запирается. Перед отъездом Кэтрин со слезами сожгла несколько альбомов – она не могла увезти с собой все и не хотела оставлять свои тайны в родительском доме. Оставшиеся два, с самыми удачными рисунками, лежали в шляпной картонке, и тетушка Мэриан могла бы задать несколько не самых приятных вопросов, доведись ей посмотреть на изображенные в альбоме лица.
Навряд ли дядя или тетя будут за ней шпионить, но все же Кэтрин решила принять меры тотчас же. Альбомы, а также несколько перевязанных лиловой ленточкой писем были спрятаны в самый широкий нижний ящик, а ключик девушка пока положила в одну из снятых перчаток. Позже она придумает тайник понадежнее.
Закончив с самым важным делом, девушка выглянула в окно.
По главной улице, довольно широкой по меркам Стоунфолла и освещенной несколькими газовыми фонарями, спешили люди – Кэтрин заметила не менее дюжины человек. У себя дома увидеть столько народу сразу ей доводилось только воскресным утром, когда соседи дружно направлялись в церковь. Вот хорошо одетые дама и джентльмен свернули к входу в гостиницу. Должно быть, постояльцы ходили прогуляться перед ужином.
На углу, где улица пересекалась с другой, менее широкой, мисс Хаддон заметила еще одну вывеску и, хоть и не смогла разглядеть, что на ней нарисовано, догадалась, что в том доме находится паб, также принадлежавший ее дядюшке.
В «Охотниках и свинье» был свой ресторан для респектабельных постояльцев, но дальновидный мистер Лофтли не захотел возлагать все свои упования только на гостиницу. Железная дорога уже несколько лет позволяла путешественникам миновать Кромберри без остановки, и в будущем поток постояльцев мог и вовсе иссякнуть. А вот желание пропустить по стаканчику так же неистребимо, как пыль или насморк.
Миссис Хаддон строго-настрого запретила дочери приближаться к пабу, но сейчас Кэтрин, позабыв о наказе, замерла у окна. Она внезапно начала испытывать странное чувство, как будто кто-то невидимым пером щекотал ей лоб, шею, ладони. От этого ощущения ей нестерпимо хотелось вертеть головой во все стороны, хватать руками первые подвернувшиеся предметы и, наконец, поскорее достать карандаши и кисти.
Она даже подошла к зеркалу, кривовато вставленному в дверцу шкафа, чтобы посмотреть, не появилась ли у нее какая-нибудь сыпь. Как дочь доктора, Кэтрин вполне могла предположить, что поездка в дилижансе не обойдется без неприятных последствий.
Но лоб выглядел таким же высоким и гладким, как всегда, а вот воротничок синего платья сбился набок, вьющиеся волосы тут и там выскользнули из закрученной узлом косы и свисали на уши и шею. В остальном из зеркала смотрело на мисс Хаддон ее привычное изображение, пусть и не перепачканное краской и не светящееся лукавой улыбкой, из-за чего круглые щечки становились неприлично пухлыми.
– Ох, я выгляжу здоровой, даже чересчур, но что же со мной происходит? – Мисс Хаддон поглядела на свои руки и вдруг громко хлопнула в ладоши.
Кажется, она догадывается, что это за чувство. Свобода! Настоящая, а не воображаемая, как во время долгих прогулок подальше от родного дома, когда Кэти начинало казаться, будто невидимая, но туго скрученная нить наматывается на катушку и тянет ее обратно. Свобода от Стоунфолла с его душными гостиными, материнских нотаций, насмешек Бартоломью и несчастной первой влюбленности…
Возможно, все еще наладится. Так или иначе.
Долго раздумывать времени не было, жаркое дядюшки, должно быть, уже скорчилось от недостатка внимания, и Кэтрин поторопилась на встречу с ним. Перед этим она, правда, еще раз хлопнула в ладоши, когда поняла, что не станет отказываться от добавки, если тетушка Мэриан ей предложит. Дома миссис Хаддон постоянно ограничивала дочь, считая ее недостаточно стройной для своего возраста, и доктор Хаддон, увы, поддерживал в этом жену. Здесь же, как надеялась Кэтрин, на ее сторону встанет дядя Томас, чей обширный живот явственно говорил о любви к обильному столу. А возможно, и к посиделкам в пабе, но эту склонность его племянница разделять, к счастью, не собиралась.
Кэтрин заперла дверь и направилась обратной дорогой вниз, в холл. По пути она рассматривала другие выходящие в коридор двери, аккуратные, выкрашенные белой краской, с голубыми нарисованными номерами. За какой же из этих дверей находится «Зал фей»? А другие комнаты, как они называются? Сколько же всего ей предстоит узнать! И сколько из этого она забудет в первые же четверть часа?..
На прощанье отец подарил ей блокнот, обернутый серебристо-серой тканью. «Тебе он пригодится, дорогая, – доктор Хаддон ласково поцеловал дочь, но глаза его безрадостно потухли. – Записывай все, что тебе скажут дядя и тетя о твоих новых обязанностях, иначе ты растеряешься в незнакомом мире, и некому будет тебе помочь».
Кэтрин не смогла, да и не собиралась сдерживать слезы. Она поблагодарила отца, но не стала говорить эту банальную фразу, так часто встречавшуюся ей в романах: «Вы когда-нибудь сможете простить меня?» Кто бы мог подумать, что она станет нуждаться в этих напыщенных словах! Конечно, отец простил ее, да доктор Хаддон и не верил всерьез в злой умысел, просто не смог бы представить себе, что его Кэти способна на такое злодеяние. Легкомыслие Чарли Баттенхейма, оставившего работу в неподходящий момент, и злосчастное стечение обстоятельств – вот в чем причина смерти миссис Фолбрайт. Не более того.
