Его гостья покачала головой:
— Боюсь, что мой бывший работодатель не порекомендовал бы меня вам.
— Это почему же?
Наконец самообладание изменило гостье, и лицо ее залилось легким румянцем.
— На протяжении нескольких лет я работала у одной своей дальней родственницы. Она даже позволила мне поселиться у нее после того, как умерли мои родители, хотя и сама была довольно стеснена в средствах. В обмен на ее щедрый жест я стала при ней чем-то вроде девочки на побегушках. Думаю, что кузина Эрнестина была мной довольна, по крайней мере до тех пор…
Неожиданно слова, казалось, застряли у нее в горле, а на коже, подобно жемчужинам, выступили капельки пота.
Каких только историй не наслушался за свою жизнь Росс Кэннон о человеческой низости, подлости, коварстве, пока служил главным судьей по уголовным делам на Боу-стрит! И хотя его ни в коем случае нельзя было назвать равнодушным, с годами он научился воздвигать между собой и теми, с кем ему приходилось сталкиваться, непробиваемую стену. Сейчас же, видя, как разволновалась София, он почему-то ощутил непреодолимое желание утешить ее как ребенка, взять на руки и приласкать. «Черт побери!» — подумал главный судья, злясь на самого себя и пытаясь побороть в душе неведомо откуда взявшееся сострадание.
— Продолжайте, мисс Сидней, — сказал он холодным тоном.
Его визитерша кивнула и набрала полную грудь воздуха, словно собираясь с духом.
— Я совершила нечто неподобающее. У меня… у меня появился любовник. Я никогда не допускала ничего подобного… но этот человек гостил в соседнем поместье, неподалеку от нашей деревни… Мы познакомились с ним во время прогулки. До него никто не оказывал мне знаков внимания. Я влюбилась в него, и мы… — Она остановилась и отвела взгляд. Судя по всему, от смущения она не решалась посмотреть Россу в глаза. — Он обещал жениться на мне, и я по своей наивности ему поверила. Когда же мое общество ему наскучило, он бросил меня без малейших колебаний. Конечно, теперь я понимаю, что с моей стороны было просто глупо надеяться, что человек его положения возьмет меня в жены.
— То есть он аристократ?
София упорно рассматривала очертания своих коленок под тканью юбки.
— Не совсем. Это был, то есть он и сейчас тоже, младший сын благородного семейства.
— Его имя?
— О нет, я вам этого ни за что не скажу, сэр. Хотя бы потому, что мне не хотелось бы ворошить прошлое. Достаточно сказать, что моя кузина узнала о нашем романе от хозяйки поместья. Кстати, эта же дама поведала ей и о том, что мой любовник женат. Стоит ли говорить, что разразился скандал и кузина Эрнестина велела мне оставить ее дом.
София разгладила на коленях платье — нервный жест, который выдавал ее внутреннее состояние.
— Я понимаю, что все это свидетельствует о безнравственности моей натуры. Но я обещаю вам, что не стану… не буду такой легкомысленной. И если вы сумеете закрыть глаза на мое прошлое…
— Мисс Сидней. — Росс Кэннон подождал, пока она вновь не посмотрит ему в глаза, и лишь затем продолжил: — Я проявил бы лицемерие, если бы сказал, что осуждаю вас за вашу сердечную слабость. Мы все совершаем в этой жизни ошибки.
— Только не вы, сэр.
Эти ее слова заставили Росса криво улыбнуться.
— И в особенности я, — грустно произнес он.
В ее голубых глазах тотчас вспыхнул интерес.
— И какие же?
Этот вопрос посетительницы позабавил Росса. Ему импонировало ее бесстрашие, под которым безошибочно чувствовалась тонкая, ранимая душа.
— Вам это знать ни к чему, мисс Сидней.
София улыбнулась, хотя и не сразу.
— В таком случае я позволю себе усомниться в том, что вы совершали ошибки.
Такую улыбку обычно можно увидеть на лице женщины после страстных любовных утех. Редкая женщина может похвастать такой легкой, естественной чувственностью, таким божественным теплом, от чего любой мужчина тотчас начинает ощущать себя этаким жеребцом-производителем на конном заводе. Совершенно выбитый из колеи, сэр Росс сосредоточил внимание на поцарапанной поверхности стола. К сожалению, это занятие никак не помогло ему избавиться от навязчивых образов, которые, не давая покоя, так и лезли ему в голову. Вот он повалил ее на стол и срывает с нее одежду… Боже, как он мечтал в этот момент целовать ей грудь, живот, бедра… раздвинув их, зарыться лицом в нежные солоноватые лепестки и пить с них нектар до тех пор, пока она не начнет сладостно стонать и извиваться в экстазе! А затем, когда она будет готова принять его, расстегнуть брюки и как можно глубже погрузиться в нее, и еще, и еще, и еще, пока он наконец не пресытится ее плотью. А потом…
В гневе на самого себя за свою слабость главный судья нервно забарабанил пальцами по столу, силясь вспомнить, на чем, собственно, остановился их разговор.
— Прежде чем обсуждать мое прошлое, — сказал он, — нам лучше еще немного поговорить о вашем. Скажите, повлекла ли за собой эта ваша связь появление на свет ребенка?
— Нет, сэр.
— Что ж, вам повезло, — заметил он.
— Да, сэр.
— Вы родом из Шропшира?
— Нет, сэр. Я, как и мой младший брат, появилась на свет в небольшом городе на Северне. Мы… — Тут София запнулась, а по лицу ее пробежала тень. Росс тотчас уловил, что воспоминания могут быть ей неприятны. — Мы с ним рано осиротели. Видите ли, наши родители утонули во время лодочной прогулки. Мне не было еще даже тринадцати лет. Мой отец имел титул виконта, но земли у нас было мало, равно как и средств, чтобы ее содержать. Родственников, которые могли или хотели бы позаботиться о нас, двоих сиротах без гроша в кармане, у нас тоже не было. Жители деревни поочередно брали нас к себе в дом, но боюсь… — Она на минуту умолкла, а когда вновь заговорила, то тщательно подбирала слова. — Джон — так звали моего брата — и я, мы были… совершенно неуправляемыми детьми. Мы бегали по деревне, вечно творя всякие шалости, до тех пор пока нас не поймали на мелкой краже в местной булочной. Именно после этого случая меня и отправили к моей родственнице Эрнестине.
— А что стало с вашим братом?
София отвела глаза. Куда только подевались ее живость и непосредственность.
— Его больше нет в живых. Титул утерян, а родовые земли находятся под арестом, потому что нет наследника мужского пола, который бы мог их наследовать.
Россу не раз приходилось сталкиваться с человеческим горем, и он легко угадывал страдания других. Было видно — что бы ни случилось с братом этой молодой женщины, это оставило глубокий след в ее душе.
— Простите, — негромко произнес он.
София сидела, словно окаменев. Казалось, будто она не услышала этих слов.
— Если ваш отец был виконтом, — хмуро продолжал Росс, выждав несколько секунд, — то я по идее должен обращаться к вам «леди София».
