– Уходи. Сейчас же.
Мужчине не потребовалось повторять дважды. Рук щелкнул пальцами, и тьма отступила, сложившись в его собственную тень, отбрасываемую луной. Я издала удивленный возглас, и Рук повернулся.
– Мисс, – опешил он. – Что вы здесь делаете?
Его глаза расширились, когда я сняла капюшон.
– Я могла бы спросить у тебя то же самое, – ответила я.
Рук застонал и потер шею, как будто я застукала его на краже пирога, а не на том, что он угрожал мужчине применением темной магии.
– Нам надо идти. Тебе не безопасно ходить по ночам по улицам. – Рук подошел, и его рука обвилась вокруг моей талии.
– Мне не безопасно? – Я разве что не ущипнула его.
– Подожди, давай мы вернемся домой, и тогда ругай меня.
Я едва различала его лицо за полями шляпы. Он поднял вверх еще и воротник, словно боялся, что его увидят. Вместе мы вернулись на более безопасные улицы.
Так как час был поздний, в дом Блэквуда невозможно было зайти через парадные двери, и мы взобрались по каменной стене сада. То есть я просто перелетела через нее на воздушном столбе. В саду было тихо. Фруктовые деревья серебрились в лунном свете. Я села на каменную скамейку у фонтана, слушая журчание воды; церковные колокола пробили час. Рук сел рядом со мной. Аромат лаванды и роз должен был превратить эти посиделки в самые романтичные на свете. И так бы оно и было, если бы я не хотела придушить парня, которого любила.
– Не смотри на меня так, – нежно сказал он. Рук был так спокоен, что мне захотелось закричать.
– Не могу поверить, что ты бегаешь ночью в самом опасном районе города да еще и поучаешь преступников. – Когда он вздохнул, я чуть не взорвалась. – Ненавижу, когда мне врут!
– Вот как? – В его взгляде не было гнева, только усмешка. – А как насчет того, что ты и сама можешь приврать?
Это меня укололо.
– Когда я соврала, я сделала это, чтобы мы находились под защитой барьера.
– Которого больше не существует, поэтому с какой стати мне волноваться? – Он пододвинулся ближе, чтобы посмотреть мне в лицо, и мое сердце предательски затрепетало. – Почему я должен спокойно наблюдать за тем, как ты выискиваешь опасность? – Если прислушаться, в его голосе были нотки стыда.
– Это работа чародеев – защищать город. – Я старалась казаться разумной и следила за тем, чтобы голос звучал мягко.
– Барьеры защищают от монстров, которые находятся снаружи, да, но и здесь есть монстры. – Его взгляд загорелся темным пламенем. – Ты сама знаешь, что это правда. Этот мужчина с хлебом… он хотел накормить свою семью. Если бы я не защитил его, то кто бы это сделал?
– Но я не хочу, чтобы ты рисковал собой, – пробормотала я.
Он поднес к моему лицу прохладную руку.
– Я тоже не хочу, чтобы ты рисковала собой, но я знаю, что ты есть ты. – Он взял меня за подбородок и слегка притянул к себе. – Пожалуйста, не стой на пути у того, кто есть я.
В этом-то и была вся разница. То, чем становился он, было ужасно. Но могла ли я ему сказать: «Ты не можешь защищать людей, потому что ты меняешь свою форму, превращаясь в отвратительного демона, в тень»?
Вместо этого я произнесла:
– Было бы лучше, если бы ты подождал, пока Мария с Фенсвиком вылечат тебя.
Его рука безвольно упала.
– Они меня отупляют, делают заторможенным. – Выражение его лица изменилось, стало жестким. В свете луны я наблюдала, как вдоль садовой дорожки, будто живые чернила, расплываются тени. До меня долетал шепот монстроподобных созданий. Каждый раз, когда Рук был чем-то расстроен, темнота усиливалась.
– Хорошо, – кивнула я и подняла руки, как будто сдаюсь. Тени и шепот утихли, а Рук застенчиво покашлял.
– Я переживаю, что ты стыдишься меня, – наконец сказал он.
Стыжусь? Я чуть не рассмеялась от абсурдности этих слов.
– Отчасти я делаю это, чтобы казаться сто ящим в твоих глазах, – продолжил он.
– Что ты хочешь этим сказать? – прошептала я.
Он взял мою руку в свою, кожа была горячей.
– Я знаю, что ставлю тебя в неловкое положение, – пробормотал он. – Живу в этом прекрасном доме из милости… Ты, должно быть, видишь, какой я несчастный и жалкий человек, Нетти… Генриетта.
– Ты думаешь, мне есть дело до богатства? – Я балансировала между бешенством и счастьем. – Глупенький ты мой. – Правильные слова не приходили на ум, слов вообще не было. – Ты что, не знаешь меня?
– Ты назвала меня глупеньким? – удивленно рассмеялся он.
– Глупенький, я люблю тебя! – практически прокричала я ему в лицо. Вот оно. Слова были сказаны. Я прикрыла рот рукой. Да что на меня нашло?
– Что?
– Я… Я только имела в виду… – Я замолчала.
Рук порывисто прижал меня к груди. Я чувствовала, как бьется его сердце: быстрая барабанная дробь, такая же, как и у меня.
– Скажи это еще раз, – прошептал он.
– Я люблю теб…
Он закрыл мне рот губами.
Это было безумие. Мы были одни посреди ночи, как в какой-то чудесной сцене из пьесы. И это не было фантазией, никто не притворялся. Рук был здесь, со мной, его губы были на моих губах. Сначала поцелуи были нежными и легкими, как перышки. Но затем его рука обвилась вокруг моей талии, и долгий поцелуй стал сводить меня с ума. Ладони Рука заходили вверх-вниз по моей спине. Наши рты раскрылись, я застонала, когда его язык метнулся к моему.
…Мы отстранились друг от друга, и я запустила пальцы ему в волосы.
– Я не могу поверить, что это наконец-то произошло, – прошептал Рук, его дыхание было неровным. – Я так долго об этом мечтал.
Он осыпал поцелуями мою щеку, пока снова не нашел мои губы. Я положила руку ему на грудь и почувствовала, что его сердце сейчас выпрыгнет.
Когда я целовалась с Магнусом, это были яростные, необузданные поцелуи. А эти… как возвращение домой, туда, где мне будет хорошо.
Я посмотрела в черные глаза Рука, полные желания. Меня обуял страх, и… я тоже испытала тягу к нему.
– Я тебе не противен? – выдохнул он.
Нет, тени и шрамы ничего для меня не значили, по крайней мере, пока он был рядом.
Ему стало жарко, и он снял пальто. Я взяла его руку и поднесла губы к загрубелой ладони. Покрыла поцелуями запястье, а когда дошла до шрамов, стала нежно целовать их один за другим. Он так шумно втянул воздух, что я остановилась.
– Тебе больно?
– Наоборот, – простонал Рук. Его трясло. Он схватил меня за запястья и посмотрел на меня.
– Мы не можем этого сделать, – пробормотал он.
