Если бы мы продолжали в том же духе, то…
– Я знаю, – сказала я.
А затем каждый волос у меня на голове встал дыбом: я услышала чье-то дыхание. Мы были не одни. Что-то, шипя, выползало из тени, медленно двигалось по траве.
Это и в самом деле было завораживающее зрелище. Я увидела изорванную в клочья черную мантию. Над телом со слабым шепотом завивался дым, черный капюшон скрывал из виду лицо.
Фамильяр… Я не видела его с тех пор, как был побежден Корозот. Фамильяр поднял взгляд на Рука и прошипел одно слово:
– Хозяин.
Затем он начал облизывать землю. До меня дошло, что он пробует на вкус следы Рука, жадно упивается ими.
– Убирайся от меня, – прорычал Рук, пнул монстра, и тот, жалобно взвизгнув, отполз.
Несмотря на весь ужас происходящего, это меня ошеломило.
Фамильяр снова забулькал, пытаясь дотянуться до Рука. Когти у него были расслоившимися, под них забился песок. Самый жалкий монстр из всех, что я видела.
– Не трогай его, – попросила я, но Рук не послушался. Взмахом руки он созвал тени из каждого уголка сада, и те накрыли фамильяра. Я сжалась, ожидая крика.
Но место этого послышалось довольное урчание. Когда Рук убрал тени, мы обнаружили, что фамильяр катается на спине, как кошка под лучами солнца. Он подполз на животе к Руку и облизал ему ноги.
– Оставь меня в покое! – взревел Рук. Его лицо побагровело. Я испугалась, что нас кто-нибудь услышит.
Фамильяр встал на колени, капюшон свалился, обнажая лицо, и я мгновенно узнала его. Светлые свалявшиеся волосы, зашитые суровой черной нитью глаза – это была Гвендолин, дочь мастера Агриппы. Она подпала под влияние Ре́лема очень давно. Гвендолин мрачно уставилась на Рука, у нее стучали зубы, по щекам стекала кровь – жалкая пародия на слезы.
– Хозяин, – проскулила она и наклонилась вперед; к моему удивлению, Рук тоже нагнулся, в его лице не было ярости.
Гвендолин с мольбой протянула к нему руки:
– Она нужна Кровавому Королю. Пойдем… Пойдем со мной, хозяин. Пойдем…
Она дергала его за рукав, словно ребенок, выпрашивающий у родителей конфет. Отвращение Рука превратилось в… нежность. Как будто между ними струилась какая-то энергия. Тени тут же зазмеились к этой паре.
Вскрикнув, я метнула в Гвендолин поток огня. Она отшатнулась от Рука, выхватывая кинжал, а потом бросилась бежать. Рук вскочил, но я успела схватить его за рубашку.
– Не надо! Это ловушка! – крикнула я и снова метнула огонь.
Прикрыв глаза рукой, чтобы защитить себя, Гвендолин убежала в темноту. Я оглядела сад, думая, что она могла затаиться, но ее нигде не было.
Рук покачнулся, затем, застонав, ударил кулаком по скамейке.
– Я не хотел, чтобы ты видела меня слабым, – сказал он. – Я никогда этого не хотел.
Я едва не напомнила ему, во что он превращается. Только предупреждение Фенсвика заставило меня молчать.
– Ты должна видеть другое – как я управляю этими силами. – Рук посмотрел мне в глаза. – Что я достаточно силен, чтобы позаботиться о нас обоих. – Он обнял меня. – Потому что я хочу жениться на тебе, Генриетта. – Он снова поцеловал меня, взяв мое лицо в ладони. – Я люблю тебя, – прошептал он, когда мы отстранились друг от друга.
Я закрыла глаза, меня переполняла печаль.
– Я тоже тебя люблю.
Я и правда его любила. И я очень за него боялась. Очень.
17
На следующее утро мы с Руком сидели на скамеечке в комнатушке Фенсвика под крышей. Мария – прядки волос прилипли к лицу, рукава закатаны – налила в деревянную чашку кипящую жидкость, добавила несколько зеленых листочков, а затем пододвинула чашку к Руку.
– Пей, – сказала она.
– Что это? – спросил он с озабоченным выражением лица, показывая на оставшиеся листики.
– Мята. Подслащает вкус. – Мария пожевала один и поймала мой взгляд. Я рассказала ей о том, что произошло прошлой ночью, и она согласилась, что нужно попробовать что-то новое. Причем быстро.
Рук проглотил варево в один глоток и стукнул чашкой по столу.
– Что это? – Он закашлялся и отбросил чашку, как будто она причинила ему боль.
– Корень одуванчика, мед, немного белладонны, несколько видов грибов. – Мария намеренно не стала упоминать про яйца пауков, о которых сказала мне, и я подумала, что это мудро с ее стороны. Белладонна меня тоже волновала. Это был яд, в маленькой дозе, но тем не менее яд. Предполагалось, что он атакует паразита, растущего внутри Рука. Если сработает, мы убьем эту гадину. Нет, никаких если, – это сработает.
Должно было сработать.
Рук приложил руку к животу и застонал.
Я вскочила, когда он прижал голову к столу и впился ногтями в дерево. В комнате потемнело. В моих руках тут же вспыхнул огонь. Пока Мария тянулась за своим топором, темнота еще больше сгустилась.
Пожалуйста. Не так, не сейчас.
Свет в моих руках загорелся ярче, и тени исчезли.
Рук поднял голову, массируя лоб основанием ладони, как будто приходил в себя после ночной пьянки. Он моргнул, глядя на меня. И… я увидела, что его левый глаз стал ярко-голубым.
– Случилось что-то хорошее? – спросил он, вставая.
Мария просияла и вернулась к огню, чтобы помешать содержимое котла, висящего над ним.
– Очень хорошее, – ответила она, а я, обняв Рука, положила ему голову на грудь.
– Если это делает тебя счастливой, то это точно хорошо, – прошептал он мне в волосы. Потом я его поцеловала. Его губы были сладкими от меда. Прошлая ночь мне не приснилась.
– Не знала, что я еще и любовную порцию сделала, – растягивая слова, сказала Мария.
Покраснев от смущения, мы с Руком отстранились друг от друга.
– Что это? – Фенсвик вразвалку зашел в комнату, и я сразу же помогла ему залезть на стол, чтобы он смог увидеть изменение в облике Рука.
Фенсвик повертел в руках пуговицу на своей курточке.
– Меня продадут в Лощину и заставят танцевать, – изумленно сказал он.
Я не знала, что это значит, но посчитала, что он доволен.
Домовой изучил остатки зелья в чашке, перелил их в стеклянную миску и добавил какой-то розовый сироп.
– Минутка найдется? – прошептала мне Мария, пока Фенсвик осматривал глаза Рука. Мы вынырнули в коридор.
– Ты гений, – сказала я.
– Ну да, в той или иной степени. – Довольное выражение с ее лица исчезло. – Но могут быть осложнения. – Она накрутила колечко волос на палец. – Сейчас важно, чтобы он оставался спокоен. Если его сердце будет биться слишком быстро, – сказала она, ударяя кулачком по собственной груди, – зелье может его ослабить. А если он ослабеет, то, что в нем, будет сражаться как дьявол, чтобы заполучить контроль.
