Я вспомнила маленькое карманное зеркальце, которое нашла в его сундуке, то самое, с отпечатком большого пальца. Очень похоже.
Вообще-то я побаивалась той вещицы.
– Прикоснись рукой к поверхности и не отводи, – сказал Микельмас, вновь усаживаясь. – То, что я хочу сказать… Слишком трудно выразить словами. – Его голос дрожал. Из-за расхода магических сил? Я не знала. – Но тебе может не понравиться то, что ты обнаружишь, – добавил он.
С участившимся пульсом я подошла к зеркалу и осторожно прижала ладонь к стеклу.
Уильям без надобности взбирается вверх по снастям. Я клянусь, он похож на проклятую обезьяну, которая лазает по деревьям, если только обезьяны работают солиситорами. Я ковыляю через палубу корабля, в то время как под нами собираются волны. Того, кто наслаждается этим приятным воскресным круизом, надо поместить в психушку и изучать.
– Говард, разве это не чудесно?
Уильям, просияв, смотрит на меня. Глупый мальчишка. Он думает, то, что мы сейчас сделаем, – сплошное веселье и никакой опасности. Но по какой-то непонятной причине его хорошее настроение поднимает и мое тоже. Он всегда так на меня действует.
– Напомни мне еще раз, почему мы не могли попробовать это сделать на земле? – кричу я ему вверх.
– Здесь нам никто не помешает!
Ах, его светлость снова почтила нас своим присутствием.
Чарльз поднимается с нижней палубы, в наманикюренной руке – топор, вокруг надушенного духами плеча намотана веревка. Будучи графом чертового Сорроу-Фелла, он не горел желанием заниматься физическим трудом. Конечно, он предпочел бы, чтобы слуга сделал за него гадостную работу колдунов. Но я должен признать, свою часть он сделал работы без жалоб. Правда в том, что обычное воскресное времяпрепровождение лорда Блэквуда подразумевает много чувственных полуодетых женщин – мне жаль его жену, – но он так же взволнован нашим предприятием, как и Уильям.
Тем не менее он может вести себя как самодовольный ублюдок. Если он не будет следить за собой, я его пну под его драгоценную задницу.
Уильям прыгает на палубу с энтузиазмом, который подошел бы двенадцатилетнему мальчику, а не взрослому мужчине. Когда Елена сказала ему, что скоро родится маленький Хоуэл, я был уверен, что он завяжет со всей этой чушью. Но грядущее отцовство влияет на всех мужчин по-разному, и, что касается Уильяма, оно усилило его желание довести до конца это чертово задание.
Хотел бы я, чтобы он вместо этого стал плотником. Тогда я, по крайней мере, смог бы поиметь с этого славную птичью кормушку.
– Я впустую трачу молодость на людей, которые меня раздражают, – проворчал я, когда мы наконец приступили к делу. Вытаскиваю схему с рунами, которую Уильям слямзил у того малого в Уайтчепеле
[8], жесткое деяние, совершенное в еще более жестком месте. Уильяма даже пырнули за это в руку, и кто же его заштопал, чтобы Елена никогда не узнала? Я слишком уж хороший друг.
И все же нам следовало бы помнить, почему мужчина, который продал эту схему нам, запаниковал, почему он полез за ножом. Он подумал, что мы воспользуемся рунами. В ужасе он потребовал вернуть схему. Когда Уильям не послушался, мужчина взбесился. Продолжал орать «Засвидетельствуете улыбку» снова и снова. Это было довольно пугающим, в самом-то деле.
Руны выглядели как какие-то оскорбительные каракули.
– Ты уверен, что они правильные, Уилл?
– Ты можешь им доверять, Говард. В конце концов, я узнал их из книги.
Ах, ну да, Уильям любил свои книги. Большая часть бед в мире происходит оттого, что люди неправильно толкуют прочитанное в книгах, а вторая половина бед – от изнеженных домашних котов.
Мы трое нарисовали руны черными чернилами на поверхности палубы. В основе рисунка лежал круг, затем волнистые линии рун расходились вовне, так что изображение походило на примитивно нарисованное солнце. Чарльз застонал, когда увидел, как его девственно чистый корабль расписывают еретическими картинками. Вот почему мы их не вырезали: он хотел их стереть, когда мы закончим.
Если быть честным, вовлеченность во все это Чарльза довольно сильно меня нервирует. Что надеется получить один из самых почитаемых чародеев Ордена с того, что вторгнется за самые невообразимые границы волшебства? Я знаю, чего хочет Уильям – доказательств происхождения наших способностей и справедливости. Справедливости к бедному Генри, его неудачливому брату. Это все понятно. Но Чарльз? Он восхищается нашими странными способностями. Точнее, он завидует им.
Возможно, он ищет путей достижения даже большей власти. Хотя тогда даже Император Уайтчёрч не смог бы противостоять ему.
Мне надо перестать так думать. Эти мысли портят настроение.
Наконец наш круг полностью завершен, краска влажно блестит на солнце.
Будет ли ошибкой сказать, что в глубине души я боюсь?
Почти полдень, а это значит, что мы выбиваемся из графика. Чарльз кладет топор справа от себя и бросает веревку каждому из нас.
– Мы должны привязать себя на тот случай, если что-то случится.
Он обвязывает веревку вокруг талии и привязывает ее к поручням, потом дважды за нее дергает, чтобы убедиться, что привязал надежно. Я делаю, как он предложил, и так же поступает Уильям. Сейчас мы представляем собой треугольник из идиотов, привязанных к кораблю.
Уильям стоит наискосок от меня и, прищурившись, смотрит вверх на яркое солнце.
– Когда тени исчезнут, милорд! – кричит он.
Я знаю, что значит для него это вызывание духов. У Ральфа Стрэнджвейса был домашний любимец по имени Азуреус – из какого-то другого мира. Мы видели его портрет, Уильям и я, когда совершили свое паломничество в дом Стрэнджвейса. А что, если Азуреус может стать нашим новым домашним любимцем? Что, если мы сможем усадить его в позолоченную клетку перед Императором и доказать раз и навсегда, что наши способности имеют не сатанинскую природу. А просто иную.
Это самое меньшее, что мы можем сделать для Генри. Бедный парень.
Солнце восходит к зениту, и у меня на шее выступает пот.
Чарльз достает свою чародейскую, похожую на палку штуковину, от волнения на его лице собрались морщинки. Он не имеет представления, что делать. И я тоже не представляю.
– Азуреус, – говорит Уильям, делая надрез на своей руке и капая кровью на край круга. – Мы призываем тебя. Приди к нам.
Когда его кровь касается рун… они начинают шипеть.
Нет, не так. Они энергично напевают, пока свежая краска пузырится перед нами, будто кипит.
