Мне нужен был Рук.
Я выбежала за дверь, в коридор, а затем – в крыло со спальнями мужчин. Врываться в его комнату посреди ночи было неприемлемо, но он был мне нужен. Мне нужно было, чтобы он меня обнял, нужно было слушать, как бьется его сердце. Мне нужно было, чтобы он сказал мне: я в безопасности.
Повернув дверную ручку как можно тише, я скользнула в его комнату.
– Рук? – прошептала я. Он спал, разметавшись по кровати. Я закрыла за собой дверь и зажгла свечу. При свете я заметила, что он не раздевался. На нем не было сюртука, рубашка была наполовину расстегнута и открывала грудь с распухшими шрамами. Он лежал поверх одеяла и тихо застонал, когда я подошла ближе. На лбу выступил пот, пропитавший его волосы. Сев рядом с ним на кровать, я протянула руку и коснулась его лица… И отдернула – рука была в крови.
Кровь была размазана у него по щеке и покрывала руку до локтя. Он снова застонал, веки дрогнули, и глаза открылись. Он посмотрел на меня, гримасы боли я не заметила. Я стала осматривать его тело: мне надо было убедиться, что он цел.
Нет, кровь принадлежала не ему…
– Что случилось? – прошептала я, гладя его влажный лоб. Он был горячий, как печка.
– Я так устал… – Рук снова закрыл глаза.
Я зажгла еще свечей, налила в умывальный таз холодной воды и, снова сев рядом с Руком, принялась смывать кровь с его лица.
Рук сел, в его остекленевшем взгляде светилась лихорадка.
– Генриетта… – Он поцеловал меня в шею. Я замерла, когда его губы прошлись по моей коже. Рук потянул меня, чтобы я улеглась рядом с ним, но я не поддалась ему: тут везде была кровь, и от вида этой крови у меня поползли мурашки. Мария говорила, что Рука нельзя тревожить. А Рук… Он был не похож на себя. В ту ночь в саду он был таким робким и нежным. А сейчас – агрессивным, его руки и губы жадно исследовали мое тело.
– Подожди, – сказал он, останавливаясь. – Мы ведь еще не женаты, так ведь?
В его голосе слышалось разочарование. Я положила ладонь ему на сердце. Шрамы пульсировали. Мысль о его вопросе заставила меня покраснеть. Нет, мы не женаты.
– Еще нет, – сказала я. – Ты должен встать… И умыться. Что-то случилось?
Он послушался меня, поднялся, вымыл лицо и шею, вычистил запекшуюся кровь из-под ногтей. Затем снял с себя рубашку. Его тело было худым и атлетически сложенным, красивым, несмотря на шрамы. Я торопливо поискала чистую рубашку и помогла одеться. Через несколько минут его волосы были влажными и причесанными, лицо оттерто, а рубашка без пятен. Казалось, с ним все в порядке, но во всем его облике читалась… болезнь.
Это не может быть ночь, когда он… обратится. Нет. Нет.
– Что со мной, Нетти? – Искреннее смущение, звучащее в его голосе, просто убивало. Прикусив губу, чтобы не заплакать, я ополоснула кусочек мыла в окрашенной красным воде. Столько крови, и вся она принадлежит не ему! На нем не было ни царапины.
Рук, чем же ты занимался?
– Тебе снился кошмар, – сказала я.
Он поймал меня за талию и развернул. Наши губы встретились, поцелуй быстро стал страстным. Одно движение – и мы уже лежим на кровати.
– Но он перешел в хороший сон, – прошептал Рук мне на ухо.
Когда он прижал меня к себе, мой разум закричал, чтобы я остановилась. Но это было трудно. Наконец я уперлась руками ему в грудь, чтобы сдержать его. Медленно, очень медленно наше дыхание восстановилось. Мне все еще надо было выяснить правду.
– Что случилось во сне? Ты помнишь? – осторожно спросила я.
– Какой-то мужчина нападал на людей. – Голос Рука звучал будто издалека, как будто он опять засыпал. – Он получил то, что заслуживает, потому что напал на женщину.
Он получил то, что заслуживает.
Я положила голову ему на грудь и слушала, как его дыхание становится тише, пока наконец он и правда не уснул. Я посмотрела на его лицо. Сейчас он выглядел умиротворенным. Никто бы не вообразил этого красивого мальчика перепачкавшимся в чьей-то крови. Это был не он. Это было то, что сидело в нем.
Но он перепачкал руки в чужой крови и теперь улыбался во сне.
– Ты помнишь канун Рождества, когда нам было восемь? – прошептала я, вглядываясь в его лицо. Его веки затрепетали, но он не проснулся. – В те дни я все еще скучала по своей тете. Я плакала по ночам, и один из учителей ударил меня и сказал вести себя тихо. После того как все уснули, я проскользнула на кухню. Зимними ночами ты всегда спал у печки, помнишь? – Я провела пальцем по его щеке. – Ты позволил мне забраться в твою постель и лечь рядом. И тебе не было дела до того, что я плачу. Ты просто обнял меня и позволил мне плакать до зеленых соплей, дальше и дальше. – Сдерживая рыдания, я поцеловала его в лоб. – Думаю, именно тогда я поняла, что люблю тебя.
Я положила голову на подушку рядом с Руком и, слушая, как он дышит, попыталась упорядочить мысли.
Ре́лем – я не собиралась называть его отцом даже про себя – был настоящей причиной трансформации Рука. Если бы Ре́лем не пришел из своего инопланетного мира, если бы он не привел с собой Древних, если бы он не привел Корозота, если бы Корозот не оставил на Руке отметин…
Мои мысли болезненно кружились все дальше и дальше, как водоворот.
Если мне придется отправиться к Ре́лему, чтобы спасти Рука, я это сделаю. Наконец я судорожно провалилась в сон.
Я проснулась несколькими часами позже, только чтобы обнаружить Марию стоящей возле кровати; она была в шоке.
22
– Что ты здесь делаешь? – спросила Мария, выкладывая на стол бинты и лекарства, которые принесла с собой.
Я поторопилась сесть прямо. Рук, лежащий рядом со мной, пошевелился, находясь во власти действительно плохого сна. Взгляд Марии переметнулся на Рука, и выражение ее лица стало непроницаемым. Найти нас спящими в обнимку – это было немыслимо компрометирующим.
– Это не то, что ты подумала, – прошептала я, с трудом выбираясь из постели. Моя голова все еще болела от выпитого.
Казалось, я ее не убедила.
– Хорошо, что я нашла вас до того, как это сделал кто-то другой. Ему пора принимать утреннее лекарство.
Она сняла крышку со стеклянного пузырька, наполненного тошнотворной жидкостью. Еще одно лекарство. Еще один яд, чтобы убить монстра. Когда Мария наклонилась над кроватью, чтобы разбудить Рука, она вскрикнула и уронила пузырек. Лекарство чуть было не вылилось, но я его спасла, подхватив пузырек.
– В чем дело? – спросила я, но затем поняла, что Мария заметила окровавленную рубашку в тазу. Я – чертова дура. Почему я не избавилась от всего этого прошлой ночью?
– Он ранен? – Она откинула одеяло и обнаружила, что Рук в порядке. Взглядом просканировала меня. – Вы оба в порядке. – Взгляд стал более мрачным. – Что, ради всего святого, он сделал?
