Вернувшись к Джейсону, я вижу, что необходимости в бродвейских постановках больше нет. Он помылся и переоделся; правда, его веснушчатое лицо все равно зеленоватое, а веки опухшие. Я кладу его аккуратно сложенную стопкой одежду в комод (собственно говоря, теперь это единственные вещи в его комоде, поскольку остальные раскиданы по полу).
Джейсон почти не говорит, пока мы, выйдя из гостиницы, бредем по улице. Точнее, вообще ничего не говорит, и только спустя некоторое время со стоном указывает на один из ресторанов.
– «Wagamama»? – читаю я вывеску. – Никогда о таком не слышала.
– Это еда от похмелья, – отвечает Джейсон.
– Ты вроде говорил, что у тебя не бывает похмелья.
– Я говорил, что у меня редко бывает похмелье, потому что я знаю свою норму. – Он толкает дверь ресторана. – Но вчера я точно выпил слишком много.
«Wagamama» оказалась отличной лапшичной, мы оба заказываем по миске рамена с курицей и овощами. Джейсон принимается за еду, и его лицо начинает приобретать здоровый оттенок, взгляд проясняется, и наконец появляется фирменная кривоватая ленивая ухмылка.
– Ну и как же тебе удалось сбежать с сегодняшней экскурсии? – спрашивает Джейсон.
– Заглянула в «Сборник уловок Джейсона Липпинкотта» и решила притвориться больной, – отвечаю я. – Кстати, можешь сказать спасибо за то, что я и тебя выгородила.
– Отлично сыграно, – говорит он, не отрываясь от лапши. – За мной должок.
– Тебе удалось поспать? – Едва задав этот вопрос, я понимаю, что сама неосознанно спровоцировала обсуждение нашей странной ночи. Впрочем, не уверена, что Джейсон что-то помнит. Он был сильно пьян, когда уснул, и я ушла до того, как он успел проснуться.
– О боже, да, – отвечает он и меняет палочки на ложку. – Я спал как младенец. Сто лет так хорошо не высыпался. А ты?
– Ну так, нормально… – Я краснею, пытаясь угадать, в курсе ли он, что я спала в его номере. В его кровати. В обнимку с ним.
– Ты смеялась во сне.
Я быстро поднимаю голову от тарелки. Так он знает!
– Я что?
– Да, но не обольщайся, – продолжает Джейсон с улыбкой. – Ничего милого в этом нет. Скорее жутко. Как будто ворон каркает. Ты реально чокнутая, зубрила.
– Ой, да заткнись ты! – Я кидаю в Джейсона бумажную упаковку от палочек, и она приземляется прямо ему в миску, там, кроме бульона, уже почти ничего не осталось. Джейсон вылавливает упаковку и кидает обратно в меня, но похмелье сказалось на его меткости, и бумажка пролетает над моим плечом.
Я рассказываю о шопинге вместе с Райаном и Сьюзен, и Джейсон шутит, что им не помешало бы приобрести себе новые мозги. Я говорю, что ему повезло, ведь он смог проспать эту увлекательную поездку, и я завидую, потому что и сама не отказалась бы ее пропустить.
– Ну, можешь проспать завтра, – предлагает Джейсон. – Я тебя прикрою. Скажу миссис Теннисон, что ты не смогла оторваться от гигантской энциклопедии или типа того.
– Ну уж нет! Я так долго ждала завтрашнего дня, – отвечаю я, игнорируя его подкол про энциклопедию. – Эта экскурсия должна стать вишенкой на торте всей поездки.
– А что завтра?
– Стратфорд-на-Эйвоне. – Я в шоке от того, что Джейсон забыл.
– А, ну да. Точно. И что такого занимательного в том, чтобы поглазеть на родной город Шекспира, а? – спрашивает Джейсон. Он дует на бульон в ложке с такой силой, что несколько капель падают на стол.
– Шекспир, пожалуй, самый великий писатель за всю историю человечества. И посмотреть, где он родился и вырос, очень интересно. Может, он именно там написал какие-то из сонетов. «Сравню ли с летним днем твои черты?»
[8] – начинаю цитировать я, но тут же смущенно замолкаю.
– Ну да, наверно, – отвечает Джейсон, поднимает миску и залпом допивает оставшийся бульон. Я строю гримасу в ответ.
– Знаю, что ты не веришь в любовь, но я верю. – Я аккуратно кладу палочки рядом со своей пустой миской. – И Шекспир точно знал, как о ней писать. Крис бы понял. Уверена, он может оценить Шекспира по достоинству.
– И почему же? Потому что он британец? Это же расизм. – Уголки губ у Джейсона поднялись вверх. Он снова прикалывается. Хороший знак. Джейсон поднимает голову от миски. – И вообще. Я никогда не говорил, что не верю в любовь. Я просто не верю, что она всегда приходит в назначенное время и в идеальной обертке.
Я в стомиллионный раз закатываю глаза, а он в стомиллионный раз это игнорирует. Это стало уже чем-то вроде нашей доброй традиции. Даже с его чавканьем, брызгами бульона и подколами я чувствую себя намного счастливее, чем утром. Хотя я почти уверена, что настроение у меня поднялось благодаря моему загадочному другу по переписке и завтрашней экскурсии в Стратфорд-на-Эйвоне.
– Что будем дальше делать, зубрила? – спрашивает Джейсон, выходя из ресторана.
– Ну, для начала ты мог бы перестать называть меня зубрилой. Я только что соврала учительнице, чтобы сводить тебя на обед, и меньшее из того, что ты можешь сделать в благодарность, – это начать называть меня по имени.
– Ладно, ладно. Я же не знал, что ты такая оторва, – смеется Джейсон. – Так что будем дальше делать, Джулия?
Об этом я пока не думала.
– Не знаю. Да все, что хочешь, наверно. Мне нужно купить еще одну телефонную карточку. Не знаю, сколько стоят все эти сообщения, но они точно не…
– «Лондонский глаз»! – Джейсон обрывает меня на середине предложения.
– Чего?
– «Лондонский глаз». Хочу на нем прокатиться. Я молчу, и Джейсон поднимает одну бровь.
– Ты же сама сказала: будем делать все, что я хочу. Я хочу кататься.
Проходит минута, и я все-таки соглашаюсь. Не то чтобы я боялась высоты, но… Ладно, я немного боюсь высоты. «Лондонский глаз» упоминается во всех моих пяти путеводителях (и в тех трех, что я оставила дома). Это самое высокое колесо обозрения во всей Европе, и в каждой книжке говорится о потрясающих видах, которые открываются с него. Я бы предпочла наслаждаться великолепием этой достопримечательности с земли, но, похоже, этому не суждено сбыться.
Папа вечно сокрушался, что колесо еще не построили, когда они с мамой были в Лондоне. И всегда говорил, что в следующую поездку они прокатятся – по кругу за каждый год, что они женаты, а мама всегда улыбалась и отвечала: «Тогда нам не стоит тянуть до старости и седых волос». Значит, мне следовало бы проехаться все десять раз за них, но, думаю, хватит и одного.
Когда мы добираемся до «Лондонского глаза», я понимаю, что это вообще-то не совсем колесо обозрения. Это скорее колесо обозрения на стероидах. Каждая стеклянная кабина может вместить человек двадцать, а сама конструкция настолько огромна, что полный оборот колесо совершает за полчаса.
