— Всё осторожничаешь, — заметил вышибала и толстыми пальцами с неожиданной нежностью начал заправлять выбившуюся из причёски девушки прядь. — Должно быть, ленточку потеряла. Потеряла, верно, Дафна?
Она не ответила.
Тут он вдруг грубо оттолкнул её от себя.
— Ладно, ступай. Хозяйке не понравится, что ты стоишь тут без дела и разговоры разговариваешь.
Дафна прошла мимо Руса, лицо её было лишено какого бы то ни было выражения. Затем привстала на цыпочки и начала наполнять маслом одну из ламп на стене. Закончив, она сперва вытерла тряпочкой свой нос, затем — бока кувшина и удалилась на кухню неспешной, утиной походкой, свойственной всем беременным.
Рус шагнул вперёд по красным плиткам пола, осторожно обойдя кучу опилок. Из двери в глубине помещения возникла чья-то широкая фигура, на миг загородила собой проход. Он сразу же узнал поредевшие волосы цвета имбиря.
— Мы закрыты, — произнёс мужчина тоном, означающим, что он помнит о последнем визите Руса и что воспоминания эти не из приятных.
— Хозяйка здесь?
Широкие плечи приподнялись и опустились, как бы давая понять, что работа этого человека здесь состоит в том, чтобы ничего не знать, не ведать и не слышать. Что он ничем не может помочь — и ясно даёт это понять назойливому пришельцу.
Рус посмотрел ему прямо в глаза.
— Хочешь, чтобы я повторил вопрос?
Тут из-за спины вышибалы послышался другой голос:
— Кто её спрашивает?
Рус сделал шаг в сторону. Вышибала загораживал от него владельца нового голоса.
— Гай Петрий Рус, — представился он человеку, чей голос звучал так строго, по-хозяйски. — Медикус при Двадцатом легионе.
Мужчина скрестил руки.
— Что бы там ни оказалось, — заметил он, — это пошло не отсюда. Все девушки у нас чистенькие. Вы лучше поищите у тех, которые ошиваются в доках.
По всей видимости, мужчина был бывшим легионером. Об этом можно было судить не только по сбегающему за вырез кольчуги шраму, которого не мог прикрыть целиком даже шейный платок, но и по выражению особой суровости на лице. И Рус спросил:
— Как твоё имя, солдат?
Мужчина смотрел на него ещё секунду-другую, затем ответил:
— Басс. А он — Стикх.
— Басс... Я пришёл сюда из госпиталя, мне нужно повидаться с твоей хозяйкой по официальному делу. К тому же оно срочное. Так что, если не знаешь, где она, лучше выясни, да побыстрее.
Морщинка озабоченности, залёгшая между бровями Басса, углубилась.
— Чего же вы сразу не сказали? — Он обернулся. — Лукко!
К нему подскочил мальчишка с совком в одной руке и метлой в другой.
— Ступай и скажи госпоже: здесь офицер, и он хочет её видеть. А ты, Хлоя, чего стоишь? Усади господина офицера!
— Ничего, я постою, — начал было Рус, но девушка с цепочкой на ноге уже соскочила с табурета. Потом сняла тяжёлую скамью с одного из угловых столов и с грохотом придвинула её по плиткам пола.
— Присаживайтесь, господин, — сказала она и жестом указала на скамью, словно Рус был окончательным тупицей и не знал, для чего используется этот предмет. — Может, подать вам выпить?
Рус отказался. В данных обстоятельствах это было бы неуместно.
Басс вернулся за стойку и чем-то там занялся. Стикх уселся в углу с видом человека, который за долгие годы выработал умение терпеливо ждать момента, когда от него потребуются действия.
Взгляд Руса скользил по стене, у которой он примостился, — на темно-красном фоне, примерно на уровне пояса, её украшали петли из золотого шитья. Такие же петли тянулись вдоль соседней стены. В углу красовалась золотая бахрома: очевидно, художник, расписывавший это помещение, счёл, что два ряда петель должны украшать противоположные стены и бахрома придаст ему законченный вид.
Тут с лестницы сбежал мальчик Лукко и с большим оптимизмом заверил, что хозяйка скоро будет. Девушки снова принялись за уборку.
Мерула, подобно всем остальным женщинам, собиралась долго.
Рус как раз задумался над вопросом, зачем, сидя за стойкой, каждый солдат полагает обязательным вырезать на ней свои инициалы, когда сверху, с лестницы, раздался пронзительный женский крик:
— Хлоя!
Девушка с цепочкой на лодыжке боязливо подняла глаза.
— Не смей тереть так сильно, глупая девчонка! Всю краску отдерёшь!
Матрона, спускающаяся с лестницы, очевидно, и была Мерулой.
Рус понятия не имел, как называется эта шелковистая ткань, но знал, что она очень дорогая. Потому что его жена всегда надевала тунику из похожего материала, когда отправлялась на праздник — а там она непременно задевала краем наряда за светильник и прожигала в нём дыру. Мерула производила впечатление женщины более осторожной. Её фигура была задрапирована так, чтобы ткань подчеркнула её стройность и элегантность. Волосы почти естественного чёрного цвета были убраны в высокую причёску, лишь несколько коротких локонов выбивались и обрамляли её лицо. Рус также заметил, что глаза у неё подведены чёрным, губы накрашены красным, а щёки слегка подрумянены. То был весьма искусный макияж. Лишь складки, тянущиеся от крыльев носа к уголкам губ, немного портили дело и подсказывали, что Мерула вряд ли выглядит столь же хорошо при дневном свете.
Складки стали глубже, когда, увидев Руса, она изобразила улыбку.
— Гай Петрий Рус, — представился он, вставая. — Медикус при Двадцатом легионе.
— Гай Петрий. Ах да, новый доктор. Мои девушки предложили вам выпить?
Он кивнул.
— Могли бы мы поговорить в каком-нибудь более уединённом месте?
Мерула хлопнула в ладоши.
— Все вон отсюда!
Девушки тут же прекратили работу. Хлоя бросила тряпку И поманила мальчишку за собой в кухню.
— Спасибо, мальчики, — сказала Мерула.
Басс и Стикх переглянулись, затем дружно поднялись и вышли на улицу.
— Итак, уважаемый доктор, — Мерула уселась напротив, — чем могу быть вам полезной?
Рус почесал за ухом. Именно он сейчас должен был сообщить неприятные новости этой матроне, и к тому имелись самые веские основания. Главное, Валенс с самого утра был занят в госпитале, а младший дежурный офицер, в чьи обязанности это входило, опаздывал на деловую встречу.
«Ну, сами понимаете, как это делается, — объяснял он, сидя верхом на лошади и вытянув вперёд одну ногу, чтобы грум мог потуже затянуть подпругу. — Просто дайте им понять, что мы принимаем всё это всерьёз и близко к сердцу. При этом — никаких обещаний с нашей стороны, ясно?»
Рус снова откашлялся, в очередной раз напомнил себе, что эта женщина не является его родственницей, и начал:
