— Удовлетворены?
— Гм... — Рус почесал за ухом. — Наверное, — нерешительно начал он, — раз Приск завещал всё своё состояние фонду, я морально обязан как-то выплатить свой долг сам.
На лице счетовода отразился ужас.
— Это невозможно! Я только что закончил сводить баланс. Всё перепутается.
И вот, вместо того чтобы вернуть долг, Рус отправил деньги семье брата в Южную Галлию.
* * *
Рус стёр последнюю строчку «в случае озноба, жара, лихорадки...» и подумал, что правда — штука весьма почтенная, но на деле не слишком много людей хотят её знать. А те, кто хотел, впоследствии пожалели о том, что узнали. Он откинулся на спинку кресла и уставился на гору неразобранных табличек. Месяцы работы — и всё псу под хвост. Да и сами таблички, невзирая на их содержание, чего-то стоят. А теперь они ему не понадобятся: он не собирается больше писать эту книгу. Никогда. Он сгрёб таблички в кучу, выдернул ступни из-под тёплой собаки и отправился на кухню.
Угольки в печи ещё тлели. Первая табличка начала дымиться только после того, как он кинул в печь последнюю. Сквозь щёлку пробился желтоватый язычок пламени, задрожал, начал разрастаться.
«Краткий справочник» озарял кухню ярким весёлым светом, как вдруг входная дверь отворилась и послышался голос Валенса:
— Привет! Я дома! — Валенс вошёл в кухню и брезгливо поморщился. — Чем это воняет? Что ты там сжигаешь?
— Да так, всякую ненужную ерунду.
— Неплохо было бы сжечь остальное, и тогда мы могли бы переехать скорее, чем рассчитывали. — Валенс, окончательно расставшийся с надеждой занять пост начальника госпиталя, теперь направил всю энергию на поиски нового жилья.
Он наклонился, щурясь, уставился на догорающие таблички.
— Да, кстати, вспомнил. Тебе письмо.
Рус грел руки над останками неоконченного шедевра.
— Откуда?
— Из Лондиниума. Помнишь парня с катарактой? Альбан передал письмо мне, а я забыл его в госпитале. Это, доложу тебе, послание! Наверное, сам писал. У них родился сын, назвали в честь тебя. Операцию сделали, прошла вроде бы успешно.
— Вот и отлично.
— Только его всё равно уволили. Полностью зрение так и не восстановилось.
— Понимаю, — кивнул Рус и вспомнил свою битву с Приском из-за оплаты операции. Управляющий оказался прав, но по другой причине.
Валенс приподнял крышку хлебницы.
— Пусто, — сказал Рус и начал ворошить угли кочергой.
Валенс опустил крышку со вздохом разочарования.
— И пойти в город поесть нельзя. Я на дежурстве. Надо поискать, может, и найдётся что-то съестное. Знаешь, Рус, нам позарез нужна новая рабыня.
— Да, — согласился с ним Рус.
Они уже не раз обсуждали эту тему, приходили к общему мнению, но ни один и пальцем не пошевелил, чтобы что-то предпринять. Видно, им нужна была рабыня, чтобы могла пойти и найти другую рабыню.
— Ах да, там было ещё одно письмо. Этот Альбан вообразил, что я его секретарь. Просил передать, что от какой-то девушки. И там говорится, что она в безопасности.
Рус замер.
— От Тиллы?
Валенс скроил гримасу.
— Я бы запомнил, если бы оно было от твоей прекрасной Тиллы, Рус. Которой ты неосмотрительно позволил оставить нас при пустой хлебнице. Нет, от другой, одной из твоих многочисленных поклонниц. Так, дай-ка вспомнить. Какое-то греческое имя...
— Фрина?
— Да, точно! От Фрины.
— А кто его принёс?
Валенс пожал плечами.
— Понятия не имею. Кажется, какой-то оборванец. Принёс к воротам.
Кочерга с грохотом упала на пол. Рус схватил с кресла плащ.
— Я пошёл.
— Так ты знаешь эту Фрину? Она умеет готовить?
Рус скрепил плащ булавкой у горла.
— Нет, — ответил он одним словом сразу на оба вопроса и торопливо вышел из дома.
ГЛАВА 78
Стикх, стоящий у двери, приветствовал его кивком, как хорошего знакомого. Из тени выдвинулась точно такая же фигура, только маленькая, в такой же тунике. Недолгие расспросы подтвердили, что Лукко вовсе не был тем маленьким оборванцем, что доставил письмо к воротам. Он с гордостью сообщил, что работал весь день.
— Помогал маляру, — сказал Лукко и указал на стену дома. — Вон, смотрите. — Фонарь высветил свежую надпись. — Я все буквы уже умею читать, — похвастался мальчик. — Там написано «У ХЛОИ».
— Очень красиво, — заметил Рус и шагнул в дверь.
В заведении было оживлённо. Рус кивнул Мариам, обслуживающей столики. Потом потянулся к кошельку и подождал, пока какой-то юнец перестанет торговаться из-за цены на пиво.
Юнец проиграл, но пиво всё же купил. И вот Рус подошёл к стойке и спросил незнакомую девушку, не нальёт ли она ему большую чашу лучшего вина, какое только можно найти у Хлои.
Последний раз он пил вино в тот день, когда купил Тиллу. И впервые за долгое время зашёл в заведение, где в памятный день выплаты жалованья разворачивались столь драматические события. Денег на вино как раз хватит. По пути сюда он обещал себе, что не станет заказывать или покупать ничего другого. А если поблизости начнётся какая заварушка, развернётся и уйдёт, даже не оглядываясь.
Он как раз протягивал деньги, когда раздался голос Хлои, он перекрывал царивший в зале шум:
— Денег с него не брать! — Спустя секунду она уже обнимала и целовала его, точно они не виделись вечность. — Идём, посмотришь ребёнка! Куда ты запропастился?
Стараясь не расплескать вино, Рус последовал за Хлоей на кухню, где его встретил соблазнительнейший запах рагу из баранины.
— Деньги я получил, — сказал он. — Спасибо.
Хлоя рассмеялась.
— Готова поспорить, ты здорово распсиховался, узнав, что мы смылись.
— Ну, было немножко.
— Я же сказала, деньги он вернёт.
Рус кивнул. А про себя подумал: всё же не вполне ясно, кому в действительности принадлежали деньги, которые он послал Юлию.
Дафна стояла за разделочным столом, разбивала коричневые яйца в миску, по две штуки сразу. Делала она это одним быстрым и ловким движением, и Рус вдруг с тоской вспомнил отчаянные попытки Тиллы управиться на кухне с одной здоровой рукой. Дафна подняла голову, увидела его, улыбнулась и указала на дальний конец стола. Там стояла плетёная корзина, внутри из-под одеяла выглядывала маленькая головка в облачке тёмных пушистых волос.
Рус сказал все положенные в таких случаях слова, которые обычно люди говорят о новорождённых. Да, этот ребёнок был действительно чудом, хоть и ничем не отличался от других младенцев, а запах, исходящий от пелёнок, подсказывал, что их пора сменить. Он взглянул на Хлою, затем — на Дафну.
