Тут вдруг в памяти всплыл голос. Он не слышал его вот уже года два. Голос обвинял его в чёрствости, равнодушии к чужим бедам, твердил, что вместо сердца у него ледышка. Как обычно, заставить этот голос замолчать удалось только с помощью других голосов, которые он призвал на помощь. Он вспомнил фразу трибуна о его «достойной похвалы целеустремлённости» (разумеется, Валенс позже испортил всё дело, заявив: «Он хотел сказать, что человек ты скучный»). Затем всплыл голос жены офицера. Он склонился над её растянутой лодыжкой, а она вдруг улыбнулась и сказала: «А вы такой милый, Петрий Рус, нет, честное слово!» Это воспоминание могло бы стать ещё слаще и утешительнее, если бы буквально через неделю эту женщину не обнаружили в постели первого центуриона и не отослали бы с позором в Рим.
Гай Петрий Рус поднёс к носу сложенные щепотью пальцы, вдохнул нежный аромат масла, затем развернулся и решительно зашагал назад.
И тут услышал плеск.
— А ну, вставай, кому говорят! Пошла отсюда!
Пауза.
— Плесните на неё ещё воды!
Снова плеск. А затем пронзительный крик:
— Эй, смотри куда льёшь! Что ты сделал с моими новенькими сандалиями!
Хохот.
Рус поджал губы. Нет, следовало остаться в форте, это определённо. Мог бы позаимствовать немного масла у Валенса и использовать одну из больничных ванн. А теперь вот он, сидя в парной, будет думать, что там такое случилось с этой проклятой женщиной, пусть ему и нет до неё дела.
— Очнись, сладкая моя!
Снова взрыв смеха.
Если Гаю удастся привести женщину в чувство, это будет примерный урок насмешникам.
— Да переверните же вы её!
А если не получится, его ждёт стыд и позор.
Тут вдруг в толпе у фонтана кто-то громко и испуганно ахнул, а затем раздался пронзительный крик:
— Вот это да! Да вы только посмотрите!
Какой-то малыш дёргал мать за руку и громко вопрошал:
— Что это? Мне отсюда не видно! Скажи, что там!
Рус замедлил шаг, затем остановился и поклялся, что подойдёт лишь на секунду, просто взглянуть.
Пояс военного — о, этот аксессуар наделён поистине магической силой. Едва Гай приблизился, как несколько зевак тотчас разбежались в разные стороны. Остальные расступились, почтительно пропуская владельца пояса, и Рус увидел наконец несчастную женщину. Уже вторую за день. Костлявая её фигурка застыла в луже у фонтана. Она ещё дышала, но вид собой являла самый жалкий, и сразу стало ясно, что дела её плохи. Туника из грубой ткани, едва прикрывающая тело, была того же оттенка, что и огромный синяк под глазом. Из нижней губы сочилась кровь, смешивалась с водой и образовывала тонкую красную линию, которая словно прорезала подбородок, шею и грудь. Волосы встрёпанные, все в грязи. На вид ей можно было дать от пятнадцати до тридцати лет.
— Мы просто хотели дать этой женщине немного воды, господин, — подобострастно объяснил Русу кто-то из зевак.
— Она упала в обморок, — добавил второй.
— Она всегда падает в обморок, когда надо работать, — ворчливо произнёс мужчина. Тот самый, который кричал на неё. Потом нагнулся, насколько позволял толстый живот, и проорал несчастной прямо в ухо: — Вставай, тебе говорю!
— Она тебя всё равно не слышит, — спокойным тоном произнёс Рус.
На правой руке девушки, чуть ниже предплечья, красовался медный браслет рабыни. Остальная часть руки, ниже локтя, тонула в каком-то промокшем сером рубище. И торчала из него лишь бледная ладонь, причём под каким-то неестественным углом. Рус нахмурился, машинально провёл пальцами по своей руке.
— Что это у неё с рукой? — грозно спросил он.
— Это не мы! — раздался голос в толпе. — Мы только хотели помочь!
Ворчун склонил голову набок, потом сплюнул.
— Глупая сучка. Упала со ступенек, прямо так и скатилась.
— Упала с лестницы, — поправил его Рус, с трудом сдерживая желание ухватить толстяка за ухо и задать ему хорошую взбучку.
— Да, господин. Так оно и было. Никогда не смотрит, что делает.
— Надо было сразу вправить ей руку.
— Да, господин.
— Отвезти к врачу.
— Как раз туда и направлялся, господин.
Девушка застонала. Толстяк ухватил её за здоровую руку и рывком поставил на ноги. Она снова упала, на этот раз — прямо на него. Толстяк, потеряв равновесие, с трудом устоял на ногах.
Только тут Рус с неудовольствием осознал, что оказался в центре внимания. Так... Теперь, что бы ни случилось, ни в коем случае не следует признаваться, что он врач. Не собирался он тратить свободное время на то, чтобы промокнуть и испачкаться грязью, возясь с чужой больной рабыней.
— Эй, ты! — Он ткнул пальцем в сторону юнца с грязными жирными волосами. Тот стоял, прислонившись к стене, и с остервенением ковырял в носу, похоже, пытался что-то оттуда вытащить. — Да, ты, ты! Иди помоги ему!
Юнец вытащил палец из ноздри, открыл было рот, собираясь возразить, затем передумал. Нехотя ухватил девушку за руки и приподнял. А потом они вместе с владельцем поволокли бесчувственное тело по тротуару.
Рус хмуро наблюдал за тем, как начала расходиться толпа.
— Форт — это в другую сторону! — крикнул он вслед хозяину рабыни.
Ответа не последовало.
Тогда он догнал их, преградил дорогу. Троица замерла. Девушка не подавала признаков жизни.
— Ей нужно в госпиталь, а он в форте. Живо туда!
— Да, господин, — кивнул хозяин. — Но дело в том, что...
Дело было в том, что у него не оказалось при себе денег.
Прошлый владелец рабыни забрал у него целую телегу шерстяных изделий наивысшего качества и расплатился с ним рабыней, которая оказалась ленивой и совершенно бесполезной в хозяйстве. И вот, эта мерзавка сбежала, да ещё умудрилась сломать себе руку. Теперь её даже продать нельзя. Более суровый хозяин просто бы бросил её на улице, но все знают: Клавдий Инносенс не такой человек. Слишком добрый и мягкий, и это часто оборачивается против его интересов. Да, ему известно, что больница в форте очень хорошая.
— Ну так и тащите её туда! — крикнул Рус.
Нет, это слишком дорого для бедного торговца. Он слышал, что на Бридж-роуд живёт хороший лекарь. Вот туда они сейчас её и отнесут.
— К тому же у меня по пути одно небольшое дельце, господин, — добавил он. — Вот проверну его — и смогу заплатить за лечение.
Рус прожил в Деве всего четыре дня, но уже знал, что местный лекарь ничего не сможет поделать со сломанной рукой. Однако промолчал. Не его это забота. Ведь он вышел в город выпить и купить ароматического масла. И всё. Лицо у девушки было жутко бледное; возможно, ей и жить-то осталось всего ничего. У лекаря наверняка есть белена или мандрагора. А может, даже выжимка маковых семян.
