* * *
Выходя из госпиталя, Рус отвесил Эскулапу особенно почтительный поклон — и от души понадеялся, что бог не в силах прочесть его мысли. Является ли использование девушки в качестве залоговой гарантии желанием отблагодарить божество, внявшее его мольбам и сохранившее ей жизнь? С другой стороны, вполне возможно, что Эскулап ответствен за всю эту историю. Просто бог исцеления вышел за рамки обычного своего предназначения и сумел заглянуть в будущее: спас девушку лишь с той целью, чтобы позже она помогла Русу решить финансовые проблемы семьи.
Гай уже отошёл от госпиталя на достаточное расстояние и, наверное, только потому позволил себе сформулировать подозрение. А что, если той статуе попросту наплевать — на всё и всех?..
ГЛАВА 35
Рус широко зевнул и отложил «Краткий справочник», пополнившийся за этот вечер всего тремя строчками, в сторону, на сундук. Тут на глаза ему попался кошелёк, лежащий на столике у постели. И он вспомнил, что синие стеклянные бусы, снятые им с обгоревшего трупа, до сих пор находятся там. Он хотел оставить их на ночь в морге, но после вечернего столкновения с Приском это намерение просто вылетело из головы. Он слишком вымотался, чтобы идти туда сейчас. Мысль о том, что вещь, принадлежавшая покойной, может навлечь на него несчастье, он отмёл как глупое суеверие. И попенял себе за неё. Страхи заразительны, продолжал размышлять он. А порой и очень удобны. Он не сомневался, что строители перепугались при виде трупа, при этом, наверное, радуясь предлогу уйти с работы пораньше.
Он повернулся на другой бок и вдруг уловил рядом какое-то движение. Пока он писал, на постель успел взобраться щенок и залез под одеяло. Рус протянул руку и нащупал дверную задвижку. Отпер дверь. Щенок может выйти позже, если захочет. И вот наконец, устроившись в постели поудобнее, он снова зевнул и натянул одеяло до подбородка. Валенс сегодня на дежурстве. Человек действительно может обойтись без массы вещей, если испытывает восторг при одной мысли о том, что сможет наконец хорошенько выспаться.
* * *
Рус понятия не имел, сколько проспал. Разбудили его и вернули в грубую реальность прыжки по кровати. Он раздражённо столкнул на пол тёплый комок. Тот взвизгнул и метнулся к двери. Мысль лениво отметила: нечто, мешавшее спать, исчезло.
Тут в сознании всплыло слово «щенок». Проклятые собаки. Секунду спустя он подумал: «Это просто сон, и приснилось мне, что я проснулся».
Интересный казус, надо бы записать всё это, прямо с утра. Сны вообще занимательная штука. Есть немало примеров, когда люди исцелялись благодаря снам.
Однако этот его сон не был связан с исцелением. В нём было полно заливающихся лаем собак. Лай просто оглушал, и тогда Рус прикрыл голову подушкой. Не важно, сон это или нет, Валенс справится. Это ведь забота Валенса — будить по утрам, утихомиривать собак, гасить... О Юпитер всемогущий!
Рус открыл глаза, выбрался из-под одеяла.
— Пожар! — закричал он во весь голос, схватил подушку и стал сбивать языки пламени, поднимающиеся с пола к соломенному матрасу. — Пожар, Валенс! Горим! Проснись!
ГЛАВА 36
Туника была приятной расцветки. Вообще ей очень идёт голубое и синее. Атто из соседней долины не раз ей это говорил. Но она, конечно, не обращала на него никакого внимания, шла себе дальше, потому что понимала в этом куда лучше, чем какой-то там подмастерье, который учится плести корзины. И ещё потому, что, когда прошлый раз она ответила на комплимент улыбкой, этот дурачина расхохотался и стал требовать у дружков денег — оказывается, они заключили какое-то пари. И он выиграл. Тем не менее слова Атто остались в памяти: «Синий — самый подходящий для тебя цвет, дочь Лью».
А потому, когда женщина, которую называли здесь Мерулой, явилась сегодня с утра, приложила к ней по очереди три туники разных цветов и остановилась на синей, она ничуть не удивилась. Ткань была слишком грубого плетения, одежду из такой они никогда не носили дома; к тому же туника достигла той степени изношенности, когда вещи принято отдавать слугам, но уж определённо была лучше той старой армейской туники, протёртой в самых неприличных местах и слишком короткой, какую она носила до сих пор. В той она чувствовала себя диковинным зверьком в клетке.
Тилла задула свечу и улеглась. Закрыла глаза. От этих безбожников и вообще от всего, что видит вокруг, она научилась уходить таким вот незамысловатым образом. Её молитва была услышана. К ней присылали людей — помочь. Мерула принесла одежду. А медикус сказал, что шины можно снять через двадцать дней. В уме она уже составила план: дней за восемнадцать надо достать хорошую пару обуви и ещё — плащ с капюшоном, прикрывающим лицо и волосы. На девятнадцатый день она сбежит отсюда: сама освободит руку от всех повязок — и просто уйдёт. Станет ещё одним пешеходом на улице, и пусть мужчина, считающий, что приобрёл её в собственность, бегает и ищет повсюду девушку с рукой на перевязи.
Куда идти, она пока не знала, однако сегодня разъярённая толстуха в этом ужасном одеянии в жёлто-синюю клетку подсказала ответ.
Ещё до того, как в жизнь её вошёл этот медикус и начал задавать разные вопросы, Тилла догадалась: далеко не все местные способны объективно оценивать ситуацию, как, к примеру, эта беременная со своим дружком-солдатом. Даже девушки из её собственной семьи обманывали себя: дескать, легион уйдёт, если не обращать на него внимания. А дружок беременной был британцем по рождению — и вступил в этот самый легион. Даже вроде бы продвинулся там по службе. Ни один римский гражданин не служил императору с большим усердием, чем он. А теперь армия предала его.
В глубине души Тилла была уверена, что эта женщина должна была трижды подумать, прежде чем связываться с парнем из кейтувелауни — племени, где каждый родную мать готов продать, лишь бы цена была приемлемой. Не нужно было верить и клятвам своего дружка: ведь тот, судя по всему, совершил не один неблаговидный поступок — чего стоит одно его стремление стать римским гражданином. Зато Тиллу весьма заинтересовал один факт из жизни этой доверчивой дурочки — её семья живёт менее чем в полудне ходьбы отсюда и, видимо, не слишком жалеет римскую армию. Так что ей есть куда идти.
Однако надо соблюдать осторожность. Здесь, на улицах городка, она вряд ли встретит людей, знающих её в лицо, зато может случайно столкнуться с медикусом, вообразившим себя её хозяином. Или с его смазливым самовлюблённым дружком. Но самое страшное — столкнуться с Клавдием Инносенсом. Она должна использовать свободное время, чтобы наблюдать и учиться. Должна выяснить, как Эйселине и Софии удалось обмануть бдительность дежурившего у дверей мужчины. И ещё надо во всём полагаться только на себя. Мало того, она должна ещё выяснить, знает ли хоть кто-нибудь здесь о том, что случилось с Софией.
ГЛАВА 37
Рус поставил маленький горшочек на подоконник в морге и только тут заметил, как дрожит вымазанная копотью рука.
