Рус приподнял чашу с вином. Потом задул гаснущую лампу и направился к двери.
* * *
Секунду-другую он стоял на пороге, вдыхая тёплый воздух обеденной комнаты. Когда глаза привыкли к темноте, различил на кушетке маленькую фигурку, очертания её вырисовывались в тусклом мерцании тлеющих в печи углей. Он затаил дыхание и понял, как тихо она спит. Слышалось лишь лёгкое потрескивание углей да биение собственного сердца. Рус шагнул к кушетке.
Зашелестела ткань, фигурка зашевелилась.
— Хозяин?..
Он взял кочергу, затолкал несколько отлетевших угольков в печь.
— Эта история, что произошла утром, Тилла. Он едва не проломил мне голову.
— Это не случайность, хозяин.
— Как бы там ни было, а действовала ты правильно. Вот и всё. Ладно, спи.
— Спокойной ночи, хозяин.
Конец кочерги занялся желтоватым пламенем. Он понёс его к свече на столе.
— Хозяин?..
— Да?
— Я знаю, что вы хотите помочь Фрине.
Он уже направлялся к кухне со свечой в руке и резко остановился.
— Прости. Знаю, ты рассчитывала... надеялась на большее.
— Я ни на что не надеюсь, хозяин.
На кухне Рус налил себе воды, выпил. «Я ни на что не надеюсь, хозяин». Что ж, не удивительно, особенно с учётом того, что он знал о судьбах рабов ещё до прибытия в Деву.
На обратном пути в спальню Рус снова остановился возле кушетки, поставил свечу и кувшин с водой на стол.
— Пока не спишь, Тилла, — начал он, — хочу спросить тебя кое о чём. Нет... — он вскинул руку, — не надо, не вставай.
Она села на постели, подобрав под себя ноги и укутав плечи одеялом, с трудом подавила зевок. Собака, должно быть, спит с Валенсом, рядом с Тиллой на кушетке было свободное место. Но Рус предпочёл присесть на край стола. Случайно задел что-то ногой. Наклонился и увидел пару маленьких башмаков, аккуратно составленных рядом.
— Мне говорили, и не однажды, — сказал он, — что София умела читать и писать.
— Да, хозяин.
— Но мне сказали о ней далеко не всё.
Она нахмурилась.
— Я говорю своему хозяину всё, о чём он спрашивает.
— Хотелось бы знать, о чём умалчивают люди. Это имеет какое-то отношение к тому, что с ней случилось?
Где-то за стенами дома послышался хруст шагов по гравию, вскоре эти звуки замерли вдали. Наверное, солдат, возвращающийся после ночной смены, решил срезать дорогу, вот и прошёл мимо их дома.
— Ну а та, другая девушка? Что ты о ней знаешь?
— Эйселина? Так она убежала.
— Она с кем-нибудь встречалась?
— Её парень говорит, что это не он. И никто не знает, был ли у неё кто другой.
— Ну а что девушки думают по этому поводу?
— Никто ничего не знает, хозяин.
— А София? О ней и том, что с ней случилось, хоть кто-нибудь знает?
Тилла не ответила.
— Мерула тебе ничего не сделает, Тилла. Она далеко не дура. Никогда не посмеет тронуть чужую рабыню.
Светлые волосы спадали ей на плечи. Она принялась накручивать прядь на указательный палец.
— Ты рассказала мне о Фрине, и я постарался принять меры. Если б кто-нибудь сказал мне всю правду о Софии, я бы и тут смог помочь.
— Ей уже ничем не поможешь.
— Но возможно, я бы мог спасти другую девушку от той же участи.
Из печи послышался треск: это мелкие угольки подскакивали и взрывались оранжевыми снопами искр. Тонкий палец замер, перестал накручивать светлую прядь.
— Той правды, что я знаю, господин, недостаточно, — тихо произнесла Тилла. — Вы будете задавать всё новые вопросы, люди узнают об этих вопросах и поймут, что я рассказала всё вам. И тогда человек, который рассказал мне, он очень пожалеет об этом.
— Человек, который рассказал тебе... Это была Хлоя?
— Вам виднее, хозяин.
— Знаешь, ты жутко упрямая!
— Да, хозяин. Как скажете, хозяин.
Он пожал плечами.
— Спорить с тобой не собираюсь, уже поздно. Утром расскажешь мне всё. Я так хочу.
Он уже открывал дверь, когда позади послышался голос, тихий, но настойчивый:
— Никто не знает, хозяин, кому писала София письмо. Никто не знает, что там написано. Но задавать вопросы — это всё равно что рыться в осином гнезде: опасно, да и ничего съедобного там не найдёшь. София ушла в другой мир. Так лучше оставить её в покое.
Рус натянул одеяло до подбородка и уже задул свечу, как вдруг до него дошло: это просто благословение судьбы, что жизнь подарила ему такого разумного друга, как Валенс. И с таким непобедимым чувством логики. Иначе бы сам он думал, что пожар стал результатом не случайности или небрежности, но был устроен нарочно. Человеком, которому не понравилось, что он задаёт вопросы. Кем-то, кто открыл неплотно прилегающие ставни и сумел забросить ему на постель некий горящий предмет.
ГЛАВА 57
— Переписать, господин? Но не для картотеки? — удивлённо спросил Альбан.
— Сделаешь одну копию, только для меня. Когда закончишь, я заберу таблички.
Альбан взглянул на верхнюю табличку «Краткого справочника»:
— Но тут довольно много работы, господин.
— Прослежу за тем, чтобы ты получил приличное вознаграждение, — пообещал ему Рус и напомнил себе, что до выплаты жалованья осталось всего три дня.
— О, я вовсе не это имел в виду, господин! — Смущение Альбана казалось вполне искренним. — Какие-то три таблички — это пустяк. Просто я хотел сказать, что всегда надо делать больше одной чистовой копии и держать их в разных местах. На случай пожара или протечки крыши, в противном случае придётся писать всё заново.
— Ты что же, хочешь сказать, — недоверчиво начал Рус, — что делаешь по две копии каждой записи?
Альбан печально покачал головой.
— Нет, господин. Нам просто негде держать их, не хватает места. Есть список приоритетных тем, все эти записи должны поступать в штаб, ну, истории болезней и прочее. А остальное складируется на какое-то время, а потом уничтожается.
Тут Рус призадумался.
— И такой порядок существует только в госпитале или по всему форту?
Альбан растерянно заморгал.
— Думаю, везде, господин. Ведь сохранить всё просто невозможно. Из-за нехватки места.
— Ну, а если, скажем, придёт письмо? Сколько оно должно храниться?
— Не знаю, господин. Но могу выяснить. Полагаю, это зависит от того, что именно это за письмо. Ну и вероятно, контроля над частной перепиской здесь не существует.
