Ник виновато улыбнулся, подошел и наклонился над ней.
— Если завтра не будет дождя, — пообещал он, — мы навестим твоих родителей.
На выразительном лице Лотти смешались нетерпеливое ожидание и опасения.
— Не знаю, удобно ли это… может быть, у тебя другие планы… я готова подождать.
— Никаких планов у меня нет. — Ник мельком вспомнил про свою отставку. — Завтрашний день ничем не хуже любого другого.
— Спасибо, я так хотела увидеться с ними! Надеюсь только… — Лотти умолкла и нахмурилась. Она встала и подошла поближе к камину, волоча по ковру длинный подол. Ник последовал за ней, охваченный желанием заключить ее в объятия и утешить, целовать в губы до тех пор, пока она не поцелует его в ответ.
— Постарайся не думать об этом, — посоветовал он. — Ты только изведешься, но ничего не изменишь.
— Визит вряд ли получится приятным. И я, и они одинаково обижены и готовы обвинять друг друга в предательстве. И я уверена, что большинство посторонних сочли бы виноватой меня…
Ник провел по ее рукам от плеч до кистей.
— А если бы можно было вернуться в прошлое, ты согласилась бы выйти за Раднора?
— Ни за что!
Повернув Лотти к себе, Ник отвел со лба ее волосы.
— Тогда я запрещаю тебе терзаться угрызениями совести.
— Запрещаешь? — повторила она, вскинув брови. Ник усмехнулся:
— Ты же поклялась подчиняться мне, верно? Тогда делай, как велено, или пеняй на себя.
— Как это?
Ник развязал пояс ее халата, сбросил его на пол и принялся наглядно объяснять, что он имел в виду.
* * *
Семейство Ховард жило в деревушке в двух милях к западу от фешенебельного Лондона, на старой улочке среди полей. Их некогда изысканный, но обветшалый дом Ник запомнил еще по первому визиту, когда он только приступал к поискам Лотти. Возвращаясь сюда в роли нежеланного зятя, он невольно усмехнулся: происходящее напоминало ему фарс. Но сказать об этом вслух он не решился, видя, как подавлена Лотти. Если бы он только мог помочь ей без опасений встретиться с родными! С другой стороны, Лотти должна пройти через эту встречу и успокоиться.
Домик в тюдоровском стиле стоял в ряду похожих на него домов, среди запущенного сада. Его красные кирпичные стены пестрели выбоинами и трещинами. К входной двери вели четыре ступеньки, две комнаты на первом этаже служили гостиными. Второе крыльцо, поменьше, уводило в подвал, где размещались кухня и бак с водой — его наполняли из уличной колонки.
Трое ребятишек играли в саду, размахивая палками и носясь друг за другом кругами. Как у Лотти, волосы у них были светлыми, льняными, кожа светлой, телосложение стройным. Ник уже знал имена этих детей, но никак не мог припомнить их. Карета остановилась на мощенной плитами дорожке, между прутьями ворот появились детские личики. Вытаращенные от любопытства глаза уставились на Ника и Лотти, которой он помог выйти из кареты.
Внешне Лотти была спокойна, но Ник видел, как крепко стискивает она пальцы, и испытывал доныне незнакомое ему чувство — беспокойство за близкого ему человека. И это чувство ему не нравилось.
Бледная Лотти остановилась у ворот.
— Здравствуйте, — пробормотала она. — Это ты, Чарльз? Как ты вырос! Тебя и не узнать! И ты, Элиза! Боже мой, неужели это малютка Альберт?
— Я не малютка! — возмутился крохотный мальчуган. Лотти вспыхнула, балансируя на грани смеха и слез.
— Да-да, конечно! Тебе, наверное, уже целых три года?
— Ты наша сестра Шарлотта! — заявила серьезная Элиза, с висков которой свисали две длинных косички. — Которая сбежала!
— Да. — Улыбка Лотти стала грустной. — Но я решила вернуться, Элиза. Я так соскучилась по вам!
— Ты должна была стать женой лорда Раднора, — вмешался Чарльз, глядя на нее круглыми голубыми глазами. — Но ты сбежала, он разозлился и теперь хочет…
— Чарльз! — послышался взволнованный женский голос. — Сейчас же замолчи и отойди от ворот!
— Но там же Шарлотта, — запротестовал мальчик.
— Вижу. Скорее идите сюда, дети. Бегите к кухарке и скажите, что я разрешила приготовить вам тосты с джемом.
Голос принадлежал матери Лотти — худосочной особе лет сорока с небольшим, обладательнице необычайно узкого лица и светлых волос. Ник помнил ее мужа — крепыша с одутловатым лицом. Супруги не отличались привлекательностью, но по какой-то прихоти природы Лотти унаследовала лучшие черты их обоих.
— Мама! — негромко позвала Лотти, взявшись за прутья ворот. Дети уже убежали за обещанным лакомством.
Миссис Ховард устремила на дочь тусклый взгляд. Глубокие морщины протянулись от крыльев ее носа к углам рта, залегли на лбу.
— Два дня назад приезжал лорд Раднор, — сообщила она. В эту простую фразу она вложила и упрек, и обвинение.
Растеряв все слова, Лотти оглянулась на Ника, и он немедленно вмешался, подошел к воротам и сам открыл щеколду.
— Можно войти, миссис Ховард? — осведомился он и повел Лотти к дому, не дожидаясь приглашения. Видно, бес попутал его добавить:
— Или можно звать вас мама? — Как и Лотти, он сделал подчеркнутое ударение на последнем слоге.
Лотти ощутимо ткнула его в бок, запрещая подобные выходки, и Ник усмехнулся.
В доме пахло плесенью и пылью. Шторы на окнах перевешивали бесчисленное множество раз, пока они не выгорели с обеих сторон, узор на ветхих коврах давным-давно стал неразличимым. Все — от надбитых фарфоровых статуэток на каминной полке до засаленных обоев — свидетельствовало о тщетных попытках сохранить аристократические привычки. Миссис Ховард подкрепляла это впечатление, двигаясь с томной грацией и смущением дамы, привыкшей к лучшей жизни.
— А где отец? — спросила Лотти, останавливаясь посреди гостиной размером чуть побольше стенного шкафа.
— В гостях у твоего дяди, в городе.
Все трое остановились, в комнате повисло гнетущее молчание.
— Зачем ты приехала, Шарлотта? — наконец спросила мать.
— Я соскучилась по тебе, и… — Лотти осеклась, увидев, каким непроницаемым стало материнское лицо. Ник почувствовал, как Лотти подавила гордость и смиренно произнесла:
— Мне хотелось сказать, как я сожалею о том, что сделала…
— Я хотела бы поверить тебе, — резко перебила миссис Ховард. — Но не верю. Ты ничуть не раскаиваешься в том, что пренебрегла своими обязанностями, тебе не жаль, что ты поставила свои потребности выше нужд близких.
Ник сделал новое открытие: оказалось, он не в силах слушать, когда распекают его жену, — пусть даже ею недовольна родная мать. Но ради Лотти он удержал язык за зубами. Сцепив пальцы за спиной, он принялся изучать стертый узор древнего ковра.
