Как раз по дороге к тронному залу Аида и Персефоны Геракл наткнулся на своего дальнего брата Тесея, прикованного к трону забвения рядом с другом ПИРИФОЕМ. В отличие от прочих призрачных теней, что витали вокруг, эти двое ни духами, ни бесплотными призраками не были – оставались живыми людьми. Лишенные дара речи заклятьем Персефоны, накрепко окольцованные двумя громадными змеями, Тесей и Пирифой тянули руки в безмолвной мольбе. Геракл освободил Тесея, и тот подался к свету дня, лепеча слова благодарности, но когда Геракл взялся освобождать Пирифоя, земля под ним содрогнулась. Преступление Пирифоя, как ни крути, – попытка похитить саму Персефону, а это для прощения уже чересчур
[83].
Пробираясь вглубь царства Аида, Геракл заметил тень Медузы. В омерзении от ее чудовищного вида, от змей у нее на голове, он потянул из ножен меч. Гермес остановил его руку.
– Она лишь тень, призрак и никакого вреда теперь никому причинить не может.
Дальше увидел Геракл тень своего старинного друга МЕЛЕАГРА, царевича, возглавлявшего Калидонскую охоту. Геракл был из тех немногих героев, кто в том эпохальном приключении не участвовал, а потому Мелеагр поделился с ним историей – как все завершилось его печальной и мучительной кончиной. Как мать Мелеагра, обезумев от ярости из-за его поступков, бросила в огонь полено, которое, догорев, означало смерть ее сына
[84].
– Но твои-то героические подвиги прогремели даже в этих скорбных пещерах, – сказал Мелеагр. – Приятно сердцу моему знать, что в мире живых есть такой человек, как ты. Будь я жив, позвал бы тебя соединить наши рода.
– Отчего ж нет? – отозвался очень растроганный Геракл. – У тебя есть сестра или дочь, на ком я мог бы жениться?
– Моя сестра ДЕЯНИРА – настоящая красавица.
– Тогда, как только сброшу с себя ярмо этих подвигов, возьму ее в жены, – пообещал Геракл. Мелеагр улыбнулся призрачно и благодарно и полетел дальше.
Наконец Гермес открыл врата в тронный зал и объявил царю с царицей подземного мира, что у них посетитель.
Персефона, польщенная пылкой приверженностью Геракла Элевсинским таинствам, сердечно приветствовала родственника. Ее муж Аид, впрочем, был настроен ворчливее.
– Зачем мне отдавать тебе моего пса?
Геракл развел руками:
– Эврисфей послал меня за ним, о могучий ПЛУТОН
[85].
– Ты его обратно приведешь?
– Как только освободят меня от рабства, так и сделаю. Торжественно клянусь.
– Не нравится мне все это. Нисколечко не нравится.
– Конечно – и это понятно, – отозвался Геракл. – Гера относится к этому так же.
– Что? – резко переспросил Аид.
– Именно Гера поставила мне эти задачи. Она хочет, чтобы я не управился.
– Ты хочешь сказать, что если я одолжу тебе собаку, то Гера расстроится?
– Расстроится? Да она взбесится, – ответил Геракл.
– Забирай, он твой.
– Правда?
– Если обещаешь вернуть. Но тебе, конечно, придется его приручить. Оружие применять нельзя. Не здесь. Ни меч, ни дубину, ни эти твои знаменитые ядовитые стрелы. Понял?
Геракл согласно поклонился.
– Гермес заберет у тебя оружие, проводит и удостоверится, что ты играешь по-честному. Ступай.
На пути вон Гермес толкнул Геракла локтем.
– А болтают, ты идиот. Откуда ты знал, что уговорить Аида на что угодно можно, сказав, что это досадит Гере?
– Кто говорит, что я идиот?
– Да неважно, сдай оружие и иди за мной. «Гера взбесится!»… вот же расскажу Зевсу. Он будет в восторге.
Бой с Кербером был чудо как хорош. Гермес хлопал в ладоши, как завороженное дитя, и возносился в воздух, трепеща крыльями на сандалиях, до того увлекательное это было зрелище: Геракл, замотанный в шкуру Немейского льва, тянется забрать в удушающий захват все три шеи люто разъяренного пса, при этом хвост-змея стоит торчком, плюется и бросается, пытаясь отыскать оголенный участок кожи и впиться в него бритвенными клыками.
В конце концов несгибаемое упорство Геракла принесло плоды, и великая гончая, утомившись, пала. Геракл, как и многие античные герои, понимал и любил собак и, присев на корточки рядом с Кербером, зашептал ему на ухо:
– Ты пойдешь со мной, Кербер. Не осталось больше детей Ехидны и Тифона, не считая тебя, ибо у тебя есть предназначение и роль в великом таинстве смерти. Но сейчас мне нужна твоя помощь в верхнем мире.
Кербер вывалил свои языки и провел лапой Гераклу по руке.
– Готов пойти, значит? Ты устал. Я тебя понесу.
Веселье Гермеса переросло в оторопелый восторг, когда Геракл поднял Кербера и уложил к себе на плечи.
– Он шерстяной шарф намотал бы с тем же усилием, – проговорил Гермес в воздух.
Когда Геракл вошел в тронный зал с трусившим рядом Кербером, Эврисфею пришлось еще разок сигануть в каменный пифос.
– Уведи его обратно, уведи его обратно! – послышался из кувшина отзвук его перепуганного голоса.
– Правда? – переспросил Геракл. – Даже поздороваться не хочешь? Посмотреть, какие он умеет штуки показывать?
– Убирайся!
– Я свободен? Достаточно ли я сделал?
– Да.
– Громче, пусть весь двор тебя слышит.
– ДА, будь ты неладен. Свободен. Ты совершил все, что было велено. Освобождаю тебя.
Пнув кувшин так, что у Эврисфея потом неделю, наверное, в ушах гудело, Геракл забрал Кербера и ушел. У врат загробного мира они простились
[86].
– Бывай, жуткая ты тварь, – любовно проговорил Геракл. – Одним лишь богам известно, что мне дальше делать.
– Нет, не известно, – сказал Гермес, выступая из тени с Геракловым оружием в руках. – Это тебе решать. Нашему отцу Зевсу известно лишь, что ты совершишь еще много великого – может, даже спасешь Олимп.
