– Разгадывай – или сдохни!
Мотнула головой на обрыв. Эдип глянул вниз. Сотни выбеленных человечьих костей валялись на камнях на дне.
– У-у. Жуть. Ну давай свою загадку. Не весь же день мне тут топтаться. Дотемна нужно оказаться в Фивах.
Сфинкс уселась и попыталась собраться. Никогда прежде не сталкивалась ни с кем, подобным Эдипу.
– Скажи мне вот что, путник. Кто с утра ходит на четырех ногах, в полдень на двух, а вечером на трех?
– Хм… на четырех ногах утром, на двух в полдень и на трех к вечеру?
– Ответь на вопрос, – заурчала Сфинкс, – и сможешь свободно пройти.
Эдип втянул воздух.
– Ох, люди добрые, – проговорил он, качая головой, – это явно на закуску вопрос, как пить дать.
– Ха! Не можешь, значит, разгадать?
– Да разгадал уже, – сказал Эдип, изумленно вскидывая брови. – Ты что, не расслышала?
Сфинкс воззрилась на него.
– В смысле?
– Я тебе только что ответил. «Люди добрые», я сказал. И «люди» – как раз ответ. Когда рождаются они, утром своего бытия, ползают на четвереньках, в расцвете сил – в полдень свой – ходят на двух ногах, а вот вечером жизни берут себе третью – клюку, чтоб помогала им двигаться.
– Н-но… как?…
– Это называется «разум». А теперь давай попробуем на тебе. Так-так… У кого лицо карги, тело – свиньи, крылья – голубя, а мозги – горошины? А?
Сфинкс, визжа, поднялась на дыбы, но не успела раскрыть крылья, как упала спиной со скалы, цепляясь когтями за воздух, на камни внизу. Сарычи восторженно завопили и бросились следом.
Эдип двинулся дальше и своим путем – осторожнее – спустился с горы.
Город Фивы раскинулся в долине, насквозь его прошивало озеро Копаида. На своем пути Эдип встретил пастухов, козопасов и солдат, и все они были потрясены тем, что шел он с того самого перевала. Когда же очутился у ворот Фив, весть о его победе над чудищем разнеслась по всему городу. Восхищенные горожане встретили его и пронесли на руках до самого дворца, к владыке Креонту.
– Ты избавил нас от совершенно чудовищной беды, молодой человек, – сказал Креонт. – Эта тварь не только перекрыла важный торговый путь, но и присутствием своим вынудила многих считать, будто на Фивах лежит проклятие. Другие города и царства отказывались торговать с нами. Моя сестра, царица, желает поблагодарить тебя лично.
Царица Иокаста встретила героя сладостной улыбкой. Эдип улыбнулся ответно. Она была старше его на сколько-то лет, но замечательно красива.
– Ты скорбишь, государыня, – заметил он, низко кланяясь ей, и задержал ее руку в своей чуть дольше, чем мыслилось бы уместным.
– Это по мужу, царю, – ответила Иокаста. – На него напала из засады ватага грабителей. Брат мой Креонт правит с тех пор как регент.
– Мои искренние соболезнования, владычица.
До чего же привлекательная женщина, подумал Эдип.
До чего же привлекательный молодой человек, подумала Иокаста.
Да здравствует царь
Эдип остался в царском дворце в Фивах почетным гостем. Вскоре стало ясно, насколько бесценен он для Креонта. Хватка Эдипа в вопросах торговли, налогообложения и правления потрясла старика. Иокаста же наслаждалась обществом Эдипа. Вместе они играли, пели и сочиняли стихи.
Как-то раз под вечер Эдип обратился к Креонту с просьбой о разговоре с глазу на глаз.
– Речь о твоей сестре Иокасте, – сказал Эдип. – Мы влюблены друг в друга. Я знаю, она старше меня, но…
– Дружище! – Креонт воодушевленно схватил Эдипа за руку. – Думаешь, я слепой? Я сразу увидел, что между вами что-то есть. Эрот стрельнул из лука в тот же миг, когда вы только познакомились. Я совершенно счастлив, дальше некуда. И, Эдип… если женишься на царице, станешь, само собой, царем.
– Государь, я бы ни на миг не замахнулся узурпировать твой…
– «Узурпировать» – какой вздор. И никаких мне «государь», брат мой. Юный царь – как раз то, что нужно этому городу. Народ любит тебя. Боги послали тебя нам, кто бы сомневался?
И вот так, ко всеобщей радости, Эдип женился на Иокасте и был коронован в Кадмее на фиванское царство. Фиванцы обожали Эдипа. Помимо победы над чудищем, Эдип своим появлением, казалось, принес городу удачу.
По мнению Креонта и совета фиванских старейшин, новый царь был поразительно современен. Эдип редко совещался со жрецами. В храмах появляться не удосуживался почти совсем – только по очень важным священным праздникам. В подходе к молитве и жертвоприношению был чуть ли не святотатцем. Но вместе с тем все у него получалось подвижно, продуктивно и плодовито. Он составлял математические таблицы и графики, связывавшие все со всем, от налогообложения до населения, вводил законы хозяйствования и дворцового управления, правоохраны и торговли.
Налоговые и пошлинные деньги полились в казну как никогда прежде, часть их расходовалась на школы и гимназии, асклепионы
[254] и дороги. Этот радикально новый стиль правления назывался логархия – «власть разума». Ни один фиванец не стал бы спорить, что никогда еще со времен великого основателя Фив Кадма не правил городом царь мудрее Эдипа.
У царя Эдипа и царицы Иокасты родилось четверо детей – два мальчика, ЭТЕОКЛ и ПОЛИНИК, и две девочки, АНТИГОНА и ИСМЕНА. Счастливая была семья. Город продолжал процветать и благоденствовать на зависть всему греческому миру, и наблюдатели предсказывали долгое и плодотворное царствование.
И так оно и было бы, не разразись ужасная эпидемия.
Поползли слухи, что некую семью скосила болезнь, при которой за день до кончины человека тошнит и у него лютый жар. Вскоре хворь расползлась по улицам той части города, что победнее, а затем вспыхнула лесным пожаром по всем Фивам. Почти не осталось домов, не затронутых этой напастью.
Спокойная логика и разум, какие Эдип применял в ответ на любую беду, тут казались бессильными. Перепуганные граждане толпились в храмах, и вот уж воздух пропитался жертвенным дымом. Ходатайства достигли царя, тот обратился к Креонту.
– Приходится признать: я в тупике, – сказал Эдип. – Пытаюсь донести до людей, что эпидемии – естественный порядок вещей, они со временем проходят, но люди настойчиво верят, что навлекли на себя некую божественную кару или вселенское воздаяние.
– Давай я съезжу в Дельфы к оракулу, может, даст какой-нибудь совет, – ответил Креонт. – Вреда же не будет?
Эдип отнесся скептически, но согласился. Пока Креонт был в отлучке, заболела дочь самих Эдипа и Иокасты Исмена – и даже чуть не умерла. Когда помрачневший Креонт вернулся, она еще выздоравливала.
