– …и скормил Скирона Скального убийцу черепахе…
Тесей почувствовал, как восторженная толпа поднимает его на руки и несет во дворец. Он тот самый безымянный герой Итсмийской дороги, Избавитель Саронического побережья! Имя его Тесей, он царевич Трезена. Ура Трезену! Ура Тесею!
Тесей сознательно двинулся в поход, чтобы создать себе громкое имя, – и ему это удалось. Вот почему он выбрал самый опасный путь, а не поплыл морем, хотя так было бы куда надежнее. Но не все тут упиралось в тщеславие, и Тесею хватало мозгов, чтобы понимать: слава и обожание – обоюдоостры. Геройство бодрит и будоражит публику, а вот властей предержащих злит и тревожит. Отчуждать от себя отца еще до их личной встречи Тесею не хотелось. Улыбаясь и дружески похлопывая подставленные спины, он ухитрился выбраться из ликовавшей толпы.
– Спасибо, друзья, – сказал он, вновь надежно стоя на своих двух ногах. – Спасибо вам, но я простой человек – как любой другой, и аудиенции с вашим царем прошу как смиренный гражданин.
Подобная скромность, конечно же, лишь подогрела обожание афинских граждан. Такую скромность они понимали и ценили – и позволили Тесею войти во дворец одному, без толпы поклонников.
Царь Эгей принял Тесея в тронном зале. Рядом с ним располагалась его третья жена Медея. Все наслышаны были и о ней, и о том, какую роль она сыграла в успехе похода за Золотым руном. О ее колдовской силе и несгибаемой воле ходили легенды. Болтали, что ее страсть любовницы, жены и матери заставила ее творить невообразимое. Детоубийца, истребительница кровных родственников, – нет ничего, на что она была бы неспособна, но, глядя на нее, видишь лишь красоту и бесхитростное обаяние. Тесей склонился перед владыками.
– Ну что ж, это и есть молодой человек, о котором мы наслышаны, а? Царевич Трезена собственной персоной, внук моего старинного друга Питфея. Избавил нас от засилья разбойников, верно? – Эгей, разумеется, сына своего не узнал. Если и было что-то в рыжеватых Тесеевых волосах похоже на редеющие и седеющие царские патлы, никто не обратил на это особого внимания. В континентальной Греции, особенно в Македонии, было полно мужчин и женщин с шевелюрами всех мастей – песочной, рыжей, медной, огненной.
Тесей поклонился повторно.
– Понаубивал ты изрядно, юноша, – проговорила Медея с улыбкой, сверкнув зелеными очами. – Надеюсь, ты хоть что-то предпринял, чтобы очистить свою душу от такого кровопролития.
– Да, владычица, – сказал Тесей. – Я навестил ФИТАЛИД, у них храм у реки Кефиссы, и попросил прощения. Они очистили меня
[272].
– Это очень ловко – очень уместно, – поправилась Медея, но Тесей уловил искру враждебности. Эгей тоже, пришлось Тесею признаться себе, кажется, вовсе не рад был его видеть.
– Да, ну что ж, мы, разумеется, очень признательны, – сказал царь. – Приглашаем тебя располагаться у нас во дворце как дома. Уверен, мы найдем, чем тебя занять… в войске у нас или еще где… Много в чем могут нам пригодиться услуги хорошего человека.
Трон Эгея на самом-то деле совсем не был надежен. До Медеи детей у Эгея не было (как считал он сам и весь белый свет), а у брата его ПАЛЛАНТА их имелось пятьдесят – да, пятьдесят
[273], – и все они желали себе долю царства, когда Эгея не станет. Их хамское нетерпение, оттого что Эгей не желает ни отказываться от трона, ни умирать, не давало Эгею спать по ночам. Сына МЕДА же Медея родила, судя по всему, от Эгея, и посадить на Афинское царство после Эгеевой смерти она надеялась своего отпрыска.
Медея смотрела на молодого человека, стоявшего перед ней во всей его липовой скромности и фальшивом шарме. Ее он не провел ни на миг. Она всмотрелась еще раз, и сердце у нее чуть не выпрыгнуло из груди. Она заметила цвет волос, но, что еще важнее, разглядела общий облик, черты, знакомые ей в Эгее. Много ходило слухов о его визите – когда ж это было? да, то ли семнадцать, то ли восемнадцать лет назад – к Дельфийскому оракулу, а затем в Трезен к другу Питфею, а у Питфея дочка Эфра. Да этот настырный юнец – ублюдок того соития, Медея уже не сомневалась. А взгляд, какой вперял Тесей в Эгея, лишь укрепил ее уверенность. Что ж, она положит конец этой угрозе. Между нею и ее замыслами на царствование сына Меда ничего не должно встать.
– Вообще-то я знаю, что он мог бы для нас сделать, если он… Прости, Тесей, да? Очень необычное имя… Если Тесей согласится… – Тут она склонилась к мужу и зашептала ему на ухо. Эгей, просияв, кивнул.
– Да, да. Царица, как всегда, мудра. Ты ищешь приключений, молодой человек? Желаешь помочь Афинам?
Тесей рьяно кивнул.
– Селяне близ Марафона жалуются на ужасного быка, что разоряет тамошние равнины, ужасного. Он сам с Крита, говорят. Из-за него торговля и общение граждан в тех местах ну совершенно невозможны. Если то, что говорят о тебе и о Кроммионской свинье, правда… как думаешь?…
– Ни слова больше, государь, – прервал его Тесей. Почтительнейше поклонившись, он отправился в поход.
– Какая прекрасная затея, Медея, лапонька, – сказал Эгей. – Не понравился он мне породой своей. Да и популярность такая опасна. Ты слыхала, как народ его чествовал?
– Опасный юнец, уж точно.
– Ну, мы его больше не увидим. Тот бык пышет жаром из ноздрей. Неукротимый. Уж я-то знаю.
– Я вот не уверена, – проговорила Медея. – Разведу огонь да посмотрю в пламя. Есть что-то в этом мальчишке…
Марафонский бык
Весть о том, что Эгей отправил Тесея убивать быка при Марафоне, прошла волной потрясения по всей Аттике. Ибо царь уже отправлял одного юношу на такое же задание, и последствия оказались чудовищными. Эгей принял у себя в гостях царевича АНДРОГЕЯ, сына царя Миноса Критского, и сдуру отправил его с этим же поручением – избавить Афины от ужасного быка, буйствовавшего в округе. Бык быстренько убил Андрогея, и, чтобы покарать за столь злостное прегрешение против законов гостеприимства, Минос вторгся в Аттику и пригрозил сровнять Афины с землей, если… Ну, об этом речь зайдет совсем скоро. А пока же все диву давались, как Эгея угораздило совершить повторно в точности ту же ужасную ошибку, поскольку и бык был в точности тот же, ужасный.
С этим неимоверно важным для истории зверем мы уже имели дело – когда он именовался Критским быком, тем самым, которого Гераклу велели изловить в его седьмом задании
[274]. Геракл отпустил быка, если помните, тот убежал из Микен и в конце концов оказался в Марафоне, где с тех пор не давал проходу местным жителям.
