Враг собирался неожиданно атаковать Афины и взять город в клещи, разбив войско на два рукава, каждый – под предводительством двадцати пяти братьев. Но у Тесея в их лагере имелся лазутчик. Узнав о вражеских затеях от гонца по имени ЛЕЙ, он устроил обеим военным группам засаду и перебил всех Паллантидов до единого.
Теперь-то Тесею показалось, что можно насладиться покоем и благополучием, наконец-то воцарившимися в Афинах. Но нет – он заметил, что вид у граждан вовсе не счастливый, по городу они ходят угрюмые, понурые. Тесей знал, что все еще любим в народе. Но объяснить, что видит в глазах у людей, он не мог. Отправился к Эгею.
– Не понимаю, отец. Паллантиды нам больше не угрожают. Эта ведьма Медея ни над тобой, ни над городом не простирает свою злую волю… торговля процветает. Но у всех такой взгляд. Боязливый… у меня другого слова для этого нет, в глазах у них… ужас.
Эгей кивнул.
– Да. Ужас – подходящее слово.
– Но почему?
– Да это все дань. Пришло время очередной выплаты дани.
– Дани?
– Тебе никто не рассказал, что ли? Ну, ты был несколько занят, верно? С этими моими пятьюдесятью племянничками… и с Марафонским быком, конечно. В общем, все бык этот клятый на самом деле… Ох батюшки.
– Что такое, пап? Он мертв уже год или больше.
– Придется вернуться на несколько лет назад. Царь Минос отправил ко мне своего сына. Поучаствовать в играх, поднабраться афинского городского лоска – ну, сам понимаешь. Поучиться манерам, стилю. Критяне – они… короче, сам знаешь, какие они, критяне.
Тесей не знал, каковы критяне, но понимал, что и остальная Греция трепетала перед ними, страшилась их и презирала.
– Прибыл он сюда. Андрогеем его звали. Бестолочь – так я о нем думал, не очень интересный юноша, зато горазд хвастаться своими доблестями бойца и атлета. Нельзя было его подначивать. Зря я…
– Что случилось?
– Он погиб у нас в гостях. Его отец Минос… кхм… отнесся к этой новости плоховато. Выслал флот, поборовший наши корабли. С его судов поперло войско, и вскоре они нами вертели как хотели.
– Но Афины он не занял?
– Сказал, что город того не стоит. «Ни один критянин не захочет жить в таком месте», сказал. Нахал. Грозился сжечь весь город до основания, если…
– Если?
– Вот об этом и речь. Каждый год мы должны отправлять семь девиц и семь юнцов на корабле на Крит, где ими кормят… кормят… – Тут Эгей растерял слова и беспомощно замахал руками.
– Кого ими кормят? Войско? Сексуальные аппетиты? Любопытство? Что?
– Видимо, придется рассказать тебе историю, вложенную в историю. Что тебе известно о Дедале?
– Ни разу не слыхал про такое…
– Дедал – не такое, он — такой.
– Ну, значит, никогда не слыхал про такого.
– Правда? Не слыхал об АСТЕРИОНЕ и Пасифае – или о быке из моря?
– Папа, ты говоришь загадками.
Эгей вздохнул.
– Надо, чтоб вина принесли. Такие истории полагается знать.
Бык из моря
Крит во многих отношениях (молвил Эгей Тесею, когда принесли вино и сын с отцом устроились на ложах) место благословенное. Фрукты и овощи там растут крупнее, сочнее и вкуснее, чем где бы то ни было. Рыба у побережья лучшая во всем Средиземноморье. Народ там гордый, свирепый. Царь Минос в Кносском дворце правил много лет – сурово, но справедливо. В годы его власти критяне процветали. Но в сердце Кносса есть мрачная тайна.
Много лет подряд при дворе Миноса, к его везению, жил одареннейший изобретатель, самый умелый искусник вне стен Гефестовой кузни на Олимпе. Звали его Дедал, и умел он творить движущиеся предметы из металла, бронзы, дерева, слоновой кости и самоцветов. Он овладел искусством туго скручивать стальные пластины в мощные пружины, чтоб управляли колесами и цепями, и из всего этого получались чудесные затейливые механизмы, какие умеют мерить ход времени с большой точностью или следить за уровнем жидкости в водоводах. Нет ничего, что этот изобретательный человек не мог бы соорудить у себя в мастерской. И тебе движущиеся статуи – мужчины и женщины, оживленные его стараниями, – и ящики, играющие музыку, и приспособления, умеющие будить хозяина по утрам. Если даже половина баек о том, на что Дедал способен, правда, не приходится сомневаться, что более хитроумного и толкового изобретателя, архитектора и ремесленника не видывал белый свет.
Говорят, он потомок КЕКРОПА, первого царя Аттики и прародителя всех афинян, того самого Кекропа, который рассудил в пользу Афины, когда они с Посейдоном соперничали за покровительство новому городу, построенному Кекропом. Вот поэтому и зовем мы наш город Афинами и под опекой великой богини осенены ее мудростью и благом. Я упоминаю об этом лишь потому, что пусть и работает он на Миноса, врага нашего, но считаю Дедала афинянином, своим человеком. В конце концов, мне противна была бы сама мысль, что критянин способен на такую смекалку. На самом-то деле Дедала выгнали из Афин. У него имелся племянник по имени ПЕРДИК, он работал у Дедала в подмастерьях и, говорят, был еще находчивее и одареннее, чем его гениальный дядя. Еще не доросши до двадцати лет, Пердик изобрел пилу (на эту мысль его навели зазубрины на рыбьем хребте), циркули для архитектурных чертежей и геометрии, а также гончарный круг. Кто знает, что еще мог бы он выдумать, если б его завистливый дядя не спихнул его с Акрополиса, – Пердик упал и разбился насмерть. Богиня Афина превратила его в куропатку. Если приходилось тебе задумываться, отчего куропатки
[279] вечно перепархивают низко и никогда не взмывают ввысь – и даже гнезда вьют на земле, – то все потому, что помнят то устрашающее падение с афинских высот.
Да-да, ты прав, Тесей, это все далековато от сути, но мне нужно изложить эту историю по-своему. У Миноса есть жена Пасифая – они с Дедалом очень близки. Некоторые даже предполагают, что они… Ну, скажем так, Минос – муж непростой, и никто не пеняет Пасифае, что она ходит налево. Она гордая женщина, дочь ни много ни мало бога Солнца Гелиоса и исполнена великой силы. Она сестра Кирки и Ээта, а, следовательно, Медее она тетушка. Поговаривают, что однажды Пасифаю так допекла неверность Миноса, что она тайком добавила ему в вино зелье, из-за которого он, занявшись любовью, исторг вместо семени сплошных змей и скорпионов, очень болезненно вышло для всех участников. Но то, что она предприняла дальше, застало всех врасплох.
Однажды Посейдон наслал белого быка из моря. Ой нет, я все еще не в том порядке излагаю.
Знаешь историю Европы?
[280] Кто ж не знает. Как Зевс в обличье быка
[281] унес из Тира девушку прямо из-под носа Кадма и остальных ее братьев. Они подались в Грецию, чтобы забрать сестру, и в том походе Кадм попутно основал Фивы, конечно же, и каждый брат положил начало своей династии – финикийской, киликийской и так далее, но сестру они так и не нашли: та оказалась с Зевсом на Крите. Короче, Европа родила богу сына Миноса, тот стал править островом и сделался после смерти одним из Судей загробного мира. Его сын АСТЕРИОН царствовал на Крите, а затем сын Астериона, Минос II, теперешний, занял его место. Но у Миноса имелись братья, возражавшие против его владычества. Минос настоял на своем, заявив, что боги всегда мыслили его царем, а чтобы доказать это, помолился Посейдону. «Пришли быка из моря, владыка Посейдон, – взмолился Минос, – пусть братья мои узнáют, что Крит – мой. Я принесу того быка в жертву тебе и буду всегда тебе поклоняться».
