В действительности вытесняемые машиной рабочие выбрасываются из мастерской на рабочий рынок и увеличивают там число рабочих сил, которыми уже располагает капиталистическая эксплуатация. Ниже мы увидим, что это действие машин, которое изображают нам здесь как компенсацию для рабочего класса, в действительности является самым ужасным бичом для него. В настоящее же время отметим только следующее: конечно, рабочие, выброшенные из одной отрасли промышленности, могут искать занятий в какой-либо другой. Если они находят таковые и если, таким образом, вновь восстанавливается связь между ними и средствами существования, которые были освобождены вместе с ними, то это происходит при посредстве нового, дополнительного капитала, ищущего применения, а не того капитала, который функционировал уже раньше и теперь превращен в машины.
Но если бы даже и так – как мало надежды у них найти новые занятия! Искалеченные разделением труда, эти бедняги имеют столь малую стоимость вне своей старой сферы деятельности, что они могут найти доступ лишь в немногие низшие, постоянно переполненные вследствие своей простоты и плохо оплачиваемые отрасли труда.
Далее, каждая отрасль промышленности ежегодно притягивает новый поток людей, который доставляет ей необходимый контингент для правильного возмещения и роста. Когда же машины освобождают часть рабочих, занятых до того времени в определенной отрасли промышленности, контингент кандидатов в заместители отходит от той отрасли промышленности, для которой он был предназначен, и постепенно поглощается другими отраслями труда, между тем как первоначальные жертвы по большей части опускаются и гибнут в переходное время.
Не подлежит никакому сомнению, что машины сами по себе не ответственны за «освобождение» рабочих от средств существования. Они удешевляют и увеличивают продукт в той отрасли, которой они овладевают, и сначала оставляют без изменения массу средств существования, производимую в других отраслях промышленности. Следовательно, после введения машин, как и до него, общество владеет все таким же или большим количеством средств существования для освобожденных рабочих, не говоря уже о той огромной части годового продукта, которая расточается неработниками. В изложении этого факта с наибольшим блеском и яркостью сказывается разукрашивающий дух экономистов. Противоречий и антагонизмов, неотделимых от капиталистического применения машин, не существует, потому что они происходят не от самих машин, а от их капиталистического применения! А так как машина сама по себе сокращает рабочее время, между тем как ее капиталистическое применение удлиняет рабочий день; так как сама по себе она облегчает труд, капиталистическое же ее применение повышает его интенсивность; так как сама по себе она знаменует победу человека над силами природы, капиталистическое же ее применение порабощает человека силами природы; так как сама по себе она увеличивает богатство производителя, в капиталистическом же применении превращает его в паупера и т. д., то буржуазный экономист просто заявляет, что рассмотрение машины самой по себе как нельзя убедительнее доказывает, что все эти очевидные противоречия суть просто внешняя видимость пошлой действительности, сами же по себе они вовсе не существуют. Таким образом, он избавляет себя от всякого дальнейшего ломания головы и, кроме того, приписывает своему противнику ту глупость, будто тот борется не против капиталистического применения машины, а против самой машины.
Конечно, буржуазный экономист вовсе не отрицает, что при этом получаются и временные неприятности; но ведь у всякой медали существует своя оборотная сторона! Для него невозможно иное, кроме капиталистического, использование машины. Следовательно, эксплуатация рабочего при посредстве машины для него тождественна с эксплуатацией машины рабочим. Поэтому тот, кто раскрывает, как в действительности обстоит дело с капиталистическим применением машин, тот вообще не хочет их применения, тот противник социального прогресса! Совершенно во вкусе знаменитого головореза Билля Сайкса в «Оливере Твисте» Ч. Диккенса: «Господа присяжные, конечно, этим коммивояжерам горло было перерезано. Но это не моя вина, а вина ножа. Неужели из-за таких временных неприятностей мы отменим употребление ножа? Подумайте, однако! Что было бы с земледелием и ремеслами без ножа? Не приносит ли он спасение в хирургии, не научает ли в анатомии? А потом – не желанный ли это помощник в веселых пирах? Уничтожьте нож – и вы отбросите нас назад, к глубочайшему варварству».
Хотя машины неизбежно вытесняют рабочих из тех отраслей труда, в которых они введены, однако они могут вызвать увеличение занятий в других отраслях труда. Конечно, если общее количество данного товара, произведенного машинным способом, не превышает того количества, которое производилось до того ручным трудом, то общая сумма прилагаемого труда уменьшается. Хотя производство самих машин, угля и т. д. требует труда, который раньше не затрачивался, однако же вызываемое этим увеличение труда должно быть меньше, чем сбережение труда, даваемое машиной. Иначе машинный продукт был бы не дешевле или даже дороже ручного продукта. Однако при помощи машины производится не только то же, но и гораздо большее количество товаров, чем ручным трудом. Благодаря этому, по крайней мере на первых порах, должно последовать увеличение количества рабочих, занятых в других отраслях промышленности. Предположим, что определенное количество рабочих производит 100 000 аршин ручной ткани. Но вот появляется машина, вытесняет часть рабочих, а остающихся ставит в такое положение, что они могут вырабатывать 400 000 аршин ткани. Но для этого требуется и учетверенное количество сырого материала. Следовательно, производство сырого материала должно учетвериться. Так же и производство зданий, угля, машин и т. д. при выработке 400 000 аршин должны потребовать больше труда, который при производстве 100 000 аршин сберегается.
Поэтому с расширением машинного производства в одной отрасли промышленности увеличивается производство прежде всего и в тех других отраслях, которые доставляют первой ее средства производства. Насколько благодаря этому возрастает масса занятых рабочих, зависит от того, в какой мере машины уже овладели или овладевают данной отраслью промышленности. Число рабочих, осужденных на работы в угольных копях и рудниках, колоссально возросло с развитием применения машин в Англии, хотя это возрастание в последние десятилетия замедляется применением к горному делу новых машин. Вместе с машиной вступает в жизнь новый вид рабочих – производитель машин. Далее, что касается сырого материала, то не подлежит, например, никакому сомнению, что бурное развитие бумагопрядения не только с оранжерейной быстротой двинуло возделывание хлопка в Соединенных Штатах, а вместе с тем и африканскую работорговлю, но и сделало «разведение» негров главным занятием так называемых пограничных рабовладельческих штатов. В 1790 г., когда в Соединенных Штатах была произведена первая перепись рабов, число их составляло 697 000, а в 1861 году – уже почти четыре миллиона. С другой стороны, не менее верно, что расцвет механических шерстяных фабрик вместе с прогрессивным превращением пахотной земли в пастбища для овец вызвал массовое изгнание земледельческих рабочих и превращение их в «избыточных». В Ирландии еще в настоящее время (1867) совершается этот процесс, который сводится к тому, что ее население, уменьшившееся за последние 20 лет почти наполовину, низводится до размеров, точно соответствующих потребностям ее лендлордов и господ английских шерстяных фабрикантов.
