Вновь отстраненно кивнув, отец вцепился зубами в еще горячую плоть птицы, ароматно пахнущую травами и перцем. Я же, хоть и исходил слюнками, пока пек, сейчас вдруг понял, что кусок мне в горло точно не полезет. По крайней мере пока мы не выговоримся.
В раздражении приложившись к горлышку кувшина, в очередной раз подивился вкусу напитка: ароматному, несколько тягучему и сладкому – словно пью сок или взвар из винограда. На закуску же я отломил маленький кусочек солоноватого овечьего сыра и тщательно прожевал.
Отец же все так же сосредоточенно работает челюстями, впрочем, насыщается он быстро и с заметным аппетитом, уговорив не только ножку и бедро, но обгладывая уже и косточки крылышка.
– Пап, – глубоко вздохнув, собрался я с мужеством, – нам придется поговорить.
– Знаю. – Отец смотрит куда-то в сторону и говорит без эмоций.
Эх, зараза, никак мне помочь не хочешь?! Ну и ладно!
– А знаешь ли ты, что это я спас тебя в бою? И кстати, – поморщившись, я в очередной раз потер зудящий под повязкой рубец, – меня самого там чуть не срубили.
– Знаю. – Отец впервые посмотрел мне в глаза, и лицо его несколько разгладилось. – Сильно досталось?
Ну наконец-то я слышу в его голосе участие и даже некий намек на тепло!
– Да неслабо грудину рубанули, кирасу прорубили. В пылу схватки подумал, что царапина, да только как опасность миновала, так сразу и сомлел. А после еще пять дней с огневицей пролежал – эти вонючие уроды либо чем-то смазывают лезвия, либо, что скорее всего, просто держат их в какой-то грязи. Ты-то сам как? – спохватился я, с сочувствием указывая на перетянутую чистой тряпицей голову.
– Ох, думал, уже и не спросишь! – Он наконец-то улыбнулся. – Нормально на самом деле, булавой вскользь зацепили. Был бы на месте шлем, я и удара бы не почуял.
– Угу. А на три пальца левее – и проломили бы висок.
Отец лишь пожал плечами – мол, чему быть, того не миновать.
– Пап?
– Мм?..
– А чего ты полез-то с Разивиллом в поход? Когорд ведь отправил тебе посланника, разве не так?
Отец бросил на меня насупленный взгляд:
– Да не поверил я никакому гонцу. Ты же пропал сразу после того, как свадьба Лагранов и Коргов расстроилась! И что мне было думать? Что некоторое время спустя Когорд опомнился и благословил союз любящих сердец? Как бы не так! За эти два месяца я исследовал всю дорогу от Дубца до Львиных Врат, заглядывая чуть ли не под каждый кустик!
– Ты был в Рогоре?!
– Да! Еще как был! Растормошил советника Лагранов, как мог, после чего направился к самому Горду. Ну на того-то где сядешь, там и слезешь! Только слушок все же кое-какой ходил по Дубцу, ходил… В конце концов я понял, что в графстве мне не рады, направился к Когорду.
– И?..
– И тот был ни жив ни мертв, когда меня увидел. Уж точно растерян! Однако наплел мне с три короба, что ты еще какое-то время находился в Корге и разыскивал Энтару. Продемонстрировал даже служанку, что видела тебя после высылки из Дубца.
– Это правда. Есть там одна…
– Ну вот. И в конце концов он дал мне слово чести, что тебя видели на пути к Каменному пределу за пару седмиц до моего визита и что он только что получил эту информацию. Я чуял неладное, но вывести его на чистую воду не смог, пообещав, впрочем, что обязательно вернусь в Корг, и если он врет, то вызову на поединок, как дворянина. Я был очень зол… А вот Когорд – очень убедителен. Более того, он, видимо, отправил впереди меня гонцов, и они подговорили некоторых трактирщиков и хозяев гостиных дворов соврать мне – ибо я действительно несколько раз слышал о тебе. Кстати, а где ты был на самом деле?
– Поступил в степную стражу под чужим именем.
– Во как! – У отца глаза полезли на брови. – Не ожидал! Молодчина!!! – Родитель крепко потрепал меня за плечо, после чего показал на щеку: – Несвежий шрам. Это…
– Это я как раз в степной страже и заработал. Если быть точным, то в бою с торхами.
– Ты успел побывать на кордоне? Погоди, а сколько ты там пробыл?
– Всего два месяца. Но в страже уже полным ходом шла подготовка к восстанию, и в дозоры ставили уже мало-мальски подготовленных рекрутов.
– И как ты среагировал на подготовку к восстанию? – Отец внимательно посмотрел на меня, а его серо-зеленые глаза разом похолодели.
– Как-как… Отправился искать кого-то из советников, чтобы передать добытую информацию. Я не мог знать наверняка, является ли все происходящее подготовкой к восстанию или нет, но был практически в этом уверен.
– И что дальше? Что помешало тебе встретиться с кем-то из советников и все рассказать?
Тяжело вздохнув, я честно признался:
– Вначале я непростительно промедлил. Подготовка к восстанию шла полным ходом, но караваны к точке сбора пошли, считай, одновременно с моим изгнанием…
Отец удивленно вскинул брови:
– Тебя изгнали?
Пришлось, покраснев от стыда, тихо вымолвить:
– Заснул на посту и проспал нападение торхов.
– Что?! Как, а… – Поперхнувшись от возмущения, отец несколько секунд молчал. Потом, махнув рукой, уже спокойнее спросил: – За это ведь казнят. Ты бежал?
– Нет. Меня только изгнали. В бою я застрелил двух торхов, еще шестерых срубил, выручив остатки отряда.
Родитель только удивленно покачал головой на мои слова.
– Так было, отец, так действительно было… После чего я отправился к Кие – Когорд собрал всех властителей Рогоры, с ними же были и советники.
– И? Ты успел с кем-то встретиться?!
Во второй раз заливаясь краской, я вынужден снова со стыдом признаться – на этот раз в том, что же мне помешало выполнить долг лехского дворянина.
– Я не успел… Ночь, в которую Когорд объявил о восстании, я провел… с Энтарой.
– Ты предал Отечество и свой народ ради юбки?! – вскинулся отец.
Кровь вновь прилила к моему лицу, только на этот раз от гнева, голос же сорвался на рык:
– Не смей так говорить! Ради своей любимой ты десять лет рисковал своей жизнью и жизнями своих воинов!
– Я никого не предавал!!!
– И я никого не предал!!! Рогора – мое истинное Отечество! Рогорцы – мой родной народ не только по матери, но и по… По крови. – Замявшись, я все же твердо продолжил: – Я все знаю. Знаю о твоей потере, знаю о том, что степь забрала не только твою жену, но и твоего сына. Знаю, что ты меня усыновил.
Отец словно помертвел лицом, я же, горячась, продолжил, глотая окончания слов:
– Пап… папа! Ты всегда был моим настоящим родителем, понимаешь?! Это ты вырастил и воспитал меня, сделал тем, кем я являюсь! И это ты подал мне пример настоящей, преданной и самоотверженной любви, ради которой не жалко идти на смерть!
