Моделирование неба с помощью механических устройств шло параллельно с философской традицией моделирования живых существ: людей, животных и птиц. В таких моделях использовались не зубчатые колеса, а пар, горячий воздух и вода. Похоже, традиция эта восходит к инженеру Ктесибию, работавшему в Александрии в III в. до н. э. Он был большим мастером по конструированию водяных часов, на многих из которых имелись движущиеся фигуры. В Башне ветров, реконструкцию которой предложил Прайс в соответствии с проектом Ктесибия, также могли быть маленькие фигурки, движущиеся по мере вращения небесного круга.
Инженер Герон, работавший в Александрии в I в., опирался на работу Ктесибия. Он изобрел первый паровой двигатель, так же как и первый торговый автомат, разливавший святую воду, а еще первый воздушный орган. Он устраивал удивительные представления с автоматическими фигурами для театров и храмов. В одном случае платформа, несущая фигуру Вакха, бога вина и опьянения, двигалась к алтарю сквозь вырывающееся спереди пламя, из чаши Вакха текло вино, а автоматические фигуры плясали вокруг храма под звуки барабанов и цимбал.
Историки часто посмеиваются над греками, использовавшими технологии для создания игрушек, вместо того чтобы сделать с их помощью нечто полезное. Если у них был паровой двигатель, почему они его не применяли? Глядя на Антикитерский механизм, мы тоже можем спросить: если они знали часовой механизм, почему не делали часы? Много веков спустя в Европе эта технология привела к промышленной революции, возвестив приход нашего автоматизированного современного мира. Почему этого не случилось в Древней Греции?
В 1960–1970-е гг. популярно было мнение, что греки не стремились развивать технику, потому что у них были рабы, занимавшиеся ручным трудом. Аргумент этот ныне вышел из моды, и специалисты считают, что все обстояло куда сложнее. Даже в рабовладельческих обществах машины могут принести хозяину выгоду, позволяя повысить производительность труда рабов – как это было, когда в конце XVIII в. на плантациях американского Юга распространились хлопкоочистительные машины.
Возможно, это связано, скорее, с тем, что именно древние греки считали полезным. Модели людей и животных, так же как и космоса, утверждали идею божественного порядка. Греки не думали, что пар движут реальные существа, а зубчатые колеса вращают планеты, но тот факт, что эти механизмы были сконструированы, говорил в пользу того, что такова и Вселенная. Приборы, которые изготавливал Герон, также предназначались не просто для демонстрации физических принципов гидравлики и пневматики.
Взять, к примеру, знаменитый паровой двигатель Герона. Он состоял из герметичной шарообразной камеры, закрепленной на горизонтальной металлической оси. Ось также представляла собой трубку, по которой, когда котел под ними нагревался, в сферу подавался пар. Единственным возможным путем для пара были два изогнутых патрубка по бокам камеры. Это заставляло пар вырываться из шара перпендикулярно горизонтальной оси, и шар вращался на ней с большой скоростью.
Очевидно, что эту конструкцию никак нельзя было приспособить к какой-то полезной работе, и ее часто воспринимали как обычную игрушку. Но более современная интерпретация предполагает, что Герон сделал свой двигатель, чтобы продемонстрировать определенный физический принцип. Несколькими веками раньше Аристотель утверждал, что для того, чтобы любое животное могло двигаться, оно должно опираться на нечто «неподвижное и сопротивляющееся». Так, идущий человек отталкивается от земли, плывущая рыба – от воды. Но человек в лодке никуда не сдвинется, как бы сильно он ни отталкивался от ее дна. Аристотель распространял этот принцип и на сферы, к которым как он полагал, прикрепляются небесные тела. Он утверждал, что их круговые движения передаются им от внешней, всеохватывающей сферы, которая, в свою очередь, приводится в движение «недвижным двигателем», другими словами, богом.
Предполагали, что Герон построил свой паровой двигатель, чтобы опровергнуть теорию Аристотеля о том, что движение, исходящее изнутри сферы, не требует внешнего источника. Как и в случае с Антикитерским механизмом, «игрушка» была далеко не тривиальна. Целью ее было продвинуть философский принцип, способствовать постижению Вселенной и самосовершенствованию в ходе этого процесса. Может ли технология быть применена для лучшей цели?
Была у всего этого и практическая сторона. С точки зрения престижа и власти члену относительно малочисленной правящей элиты эллинистического мира очень важно было производить впечатление на свое окружение. Этого нельзя было добиться, более точно измеряя время или быстрее вспахивая поле, но можно было показать, что ты знаешь нечто неведомое другим.
Требовалось не столько образование, сколько умение восхищать и удивлять. Во многих приспособлениях Герона, как в случае Башни ветров, работа механизма была скрыта – главным было представление.
Например, Герон описал механизм, который тайно направляет поток горячего воздуха от печи к алтарю, чтобы двери храма открывались сами собой. Был еще и механический театр с громом и молнией и зеркалом, демонстрировавшим зрителю лик богини. Некоторые ученые утверждают, что барулк Герона – механизм с зубчатыми колесами, позволявший поднимать тяжелые грузы, – своим появлением обязан не столько перспективами использования для тяжелых работ, сколько мыслью о фокусе, в котором человек поднимает груз в сотни раз тяжелее себя.
Чувство удивления, которое вызывали в массах оживающие металлические животные или таинственно открывающиеся двери храма, играло важную роль, помогая держать в узде низшие классы и стабилизировать общественное устройство. Знание и понимание того, как устроен мир, было знаком принадлежности к греческой правящей элите. Кроме того, это помогало производить впечатление на римлян, охочих до греческих научных приборов так же, как и до произведений искусства.
О распространенности планетарных механизмов мы знаем куда меньше, чем о моделях Герона, и не будь антикитерских обломков, мы не могли бы даже с уверенностью судить, существовали ли они вообще. Но, вписываясь в ту же философскую традицию, такие устройства должны были быть так же широко распространены.
В пользу этого говорит простая статистика. Наше представление об античности, основанное только на документах, сильно искажено, поскольку сохранились в основном лишь те документы, которые на протяжении всей истории считались достойными копирования. К несчастью, это вовсе не значит, что сохранилось лучшее – часто совсем наоборот. Если интеллектуальные стандарты со временем снижались, то тексты, представлявшие вершины научной мысли прошлого, не переписывали, потому что переставали понимать их. Вместо этого предпочитали простые тексты, обращенные к более широкой публике. Представьте, если в будущем о наших научных достижениях станут судить по сериалам и телешоу.
Еще хуже обстоит дело с материальными свидетельствами. Если они были из действительно ценного материала, такого как бронза, то – если только они не оказывались на дне океана – их непременно пускали на переплавку. Из того, что было сделано, сохранилась мизерная часть. Например, мы знаем, что в греческом мире были сотни тысяч, если не миллионы, больших бронзовых статуй. Плиний пишет, что только на улицах Родоса их было 3000 – и это в I в. н. э., когда оккупированный римлянами остров стал бледной тенью своего блестящего прошлого. В Национальном археологическом музее в Афинах, хранящем одно из лучших собраний бронзовых греческих статуй в мире, их теперь только десять. И все, кроме одной, подняты с затонувших кораблей.
