Забравшись обратно сквозь окно в квартиру, я увидела, что народу в ней прибавилось: Линда из NBC оживленно болтала с матерью. Она, совершенно очевидно, была расстроена тем, что упустила момент нашей встречи с Юрием, но была тем не менее полна решимости взять у него интервью. Удобно устроившись прямо напротив него, эта уверенная в себе опытная журналистка была готова забраться в самые потаенные уголки души своего собеседника. Не тут-то было! Ей было невдомек, что русские мужчины – а Юрий в особенности – говорят просто и немногословно.
– Что вы чувствуете сейчас, когда Джоанна здесь, с вами? – начала она, подавшись вперед и с чувством положив руку на стол.
Юрий заморгал. «Разве это не очевидно?» – так и слышался мне его немой ответ.
– Хорошо себя чувствую.
– Ну а что вы думаете обо всей ситуации с отказом Джоанне в визе?
– Ничего хорошего.
Линда слегка заерзала на стуле и подняла брови.
– Ну а почему, как вы думаете, вам хорошо пожениться?
– А почему бы и нет? – вопросом на вопрос ответил он, вертя в пальцах локон моих волос, – я все это время сидела у него на коленях. Типичный Юрий! За это я его и люблю. Ну не только за это, конечно. Многословные объяснения – не для него, он говорит всегда как есть.
– А когда Джоанна не могла приезжать, о чем вы думали?
Юрий поморщил лоб. Все эти мелодраматичные, легковесные вопросы начали ему надоедать.
– Я не все могу пока понять… Крыша едет очень быстро.
– Когда ее не было, Юрий был очень грустный, одевался только в черное, – пришел на помощь товарищу Тимур.
– Юрий, а что вы делали в день несостоявшейся свадьбы? – спросила воодушевленная словами Тимура Линда.
– Дома сидел, – ответил он просто. – Ничего не делал.
– Выпивали?
– Нет.
– А можете ли вы сказать американцам, почему для Джоанны будет хорошо приехать в Россию и выйти за Вас замуж?
– Брак вообще дело хорошее, – он улыбнулся, а все остальные расхохотались.
– Скажи же им, скажи, Юрий! – подначивала его за кадром Джуди.
– Я очень люблю Джоанну! – во весь голос заорал Юрий, крепко сжимая меня в объятьях. Слова его были встречены восторженными возгласами и аплодисментами. Я видела, что ребята из NBC получили что хотели. Но самое главное – я получила больше, чем даже могла мечтать.
Глава 38
Лучше я буду предметом борьбы
– А что если я не вернусь на паром?
Юрий, Виктор и Алекс переглянулись и неловко заерзали на стульях. Было ясно, что никто из них не хочет говорить мне суровую правду: я должна ехать. Наконец Алекс почесал бороду и покачал головой:
– Не думаю, что это будет правильное решение, – медленно проговорил он. – Ты нарушишь закон, и у властей будут все основания выслать тебя из страны. И запретить въезд навсегда.
И все же мысль о такой возможности меня не отпускала. Мы с Юрием решили подать повторное заявление на свадьбу, для чего отправились во Дворец бракосочетаний номер 3. Я понятия не имела, чего ожидать, но сам факт пребывания рядом с ребятами придал мне невиданную прежде решимость. Взявшись за руки, мы поднялись по широкой, устланной ковровыми дорожками лестнице и быстро получили новую дату – через три месяца.
«2 ноября 1987 года», – как завороженная, повторяла я. Так легко полученный новый день свадьбы не только укрепил мою веру в свою сказочную судьбу, но и подтвердил то, что я и так уже знала об этой огромной забюрократизированной стране: Россия была вовсе не страшной, хорошо отлаженной машиной, а скорее эдаким валяющимся под кроватью детским монстриком, который там у себя в темноте не так уж много и видит. Информация месяцами перемещалась между организациями и городами и иногда и вовсе где-то застревала.
– Я никак не могу понять мотивы, по которым они отказывают Джоанне в визе, – призналась мать в разговоре с Алексом и Линдой. – Разве сейчас не время гласности?
– Мне представляется, что она просто очень неудачно оказалась в центре всей той борьбы, что ведется в стране вокруг рока. – Алекс сидел на краешке стула, сложив руки на столе. – После бесконечного давления и преследования, которому рок подвергался годами, он внезапно, буквально за несколько последних месяцев, получил почти полную свободу. В немалой степени благодаря Red Wave, который стал одним из самых сильных аргументов в пользу легализации рока. Но есть немало людей, настроенных националистически, они утверждают, что хотят сохранить русскую культуру, русский дух, и для них все, что исходит из Запада, уже по определению декаданс. И рок – самое явное проявление такого западного декаданса.
– То есть Джоанна для них – орудие потенциальной угрозы? – спросила мать, насупив брови. Она скептически посмотрела на меня, на мою безумную раскраску волос и набитый жвачкой рот.
– Ну да. Ведь именно она продвигает русский рок. Благодаря ей его узнали, услышали на Западе. Она добивается для него международного признания и таким образом превращает его в реальную силу. Он теперь намного сильнее, чем когда-либо раньше. – Алекс замолчал, в его глубоких темных глазах отражалась работа мысли. – Мы зачастую склонны думать об этом обществе как о монолите и о его власти как о едином организме. Мы думаем, что оно всегда голосует единогласно и что голос власти всегда единый сильный голос. Так было десятилетиями, но теперь ситуация изменилась. Есть очень, очень сильные аргументы против этого единства, и в высших эшелонах власти по каждому серьезному поводу идет суровая борьба. По вопросам экономики, политики и, да, рок-н-ролла тоже.
Ну, уж лучше пусть я буду предметом борьбы и споров, чем просто никем.
Время утекало неумолимо, как песок из стоящих на солнце песочных часов. Мне не хотелось уходить из такой родной и знакомой кухни Бориса, ставшей для меня за эти три года символом тепла и уюта. Еще немного времени, впрочем, оставалось, и Борис торопился из другого города, чтобы встретиться с нами в парке недалеко от причала.
– Рад видеть тебя, Джо, – сказал он, крепко обнимая меня в тени ветвистых каштанов. Ощущение было такое же, как и при нашей первой встрече – его чарующая улыбка и стройное тело молодого хиппи. Как будто ничего не изменилось, и энергия его сразу придала мне уже почти забытое ощущение покоя и надежды. Солнце скрылось за тучей, горько подмигнув на прощание, но не в состоянии бороться.
– Борис, – сгорая от журналистского нетерпения, сразу взяла быка за рога Линда. – Почему, как вы думаете, Джоанне отказывают в визе?
Борис стоял перед нею – высокий, стройный, волосы развевались на мягком весеннем ветру.
– У меня нет объяснения. Я сам не знаю ответа на этот вопрос. По моему убеждению, то, что сделала Джоанна, – один из самых позитивных моментов культурного обмена, а тот факт, что сделала она это еще до перестройки, только говорит в ее пользу. Для меня в происходящем сейчас нет никакой логики. По всей видимости, есть люди, придерживающиеся консервативных ценностей и не желающие ничего знать о свежих идеях. Те же люди, что годами запрещали рок, теперь запрещают Джоанне въезд в страну. Я думаю, что по тем же причинам.
