Расскажу одну историю, которая замечательно показывает идейное противоречие между социалистическими целями Торгсина и капиталистическими методами его работы. Она – квинтэссенция конфликта революционных идеалов с реалиями валютного экстремизма. История произошла в 1934 году, дело разбиралось в НКВД. В советском порту на турецком пароходе погиб матрос. Торгсин предложил валютные услуги по ритуальному обслуживанию похорон. Капитан парохода заказал в Торгсине доски, мануфактуру и другие предметы, чтобы похороны прошли «по турецкому обряду». Советские моряки по инициативе интерклуба решили по-революционному проводить своего товарища по классу: оплатили оркестр, венки и знамена. Руководство же портового Торгсина видело в похоронах лишь возможность заработать валюту: в счет капитану были включены не только заказанные им товары, но и стоимость земли и даже оркестра, уже оплаченного интерклубом моряков. По сообщению местного отдела НКВД, при предъявлении счета капитану «произошла безобразная торгашеская сцена»: капитан протестовал, ссылаясь на то, что земля была предоставлена бесплатно и что «по обряду мусульман с оркестром нельзя хоронить». Торгсин торговался, пытаясь получить деньги за революционную музыку и советскую землю. После того как представители Торгсина заявили капитану, что деньги все равно вычтут из фрахтовых сумм, тот вынужденно заплатил за революционные атрибуты. Однако возмущенные турецкие моряки написали в газету, а турецкое пароходное начальство обратилось в Наркомат иностранных дел СССР.
Дело обернулось политическим скандалом. Блюстителем идейных принципов в данном случае выступил НКВД. По мнению начальника городского отдела НКВД, Торгсин «забыл», что советская торговля призвана не только зарабатывать деньги, но и проводить в жизнь классовые принципы, в данном случае – пролетарский интернационализм. В советском обществе и торговля должна иметь идейно-политический характер. Если Торгсин не мог взять на себя расходы по революционным похоронам, продолжал начальник городского отдела НКВД, то он хотя бы не должен был обворовывать интерклуб и заставлять капиталистов платить за революционную солидарность. Следует подчеркнуть, что сотрудник НКВД говорил не о честности и порядочности в проведении сделки, а именно об идейно-политических принципах, ибо, по его мнению, «нельзя было капиталистическую торговую фирму заставлять платить деньги за церемонии… выражающие революционные стремления советских моряков» (подчеркнуто мной. – Е. О.).
Дилемма состояла в том, что соблюдение чистоты идейно-политических принципов вело к ограничению валютного дохода, а погоня за валютой для нужд индустриализации и построения социализма в СССР оборачивалась потерей чистоты классовой идеологии. История с похоронами турецкого матроса, как и почти легальная проституция в портовых торгсинах, – свидетельство идейной беспринципности Торгсина, который был слугой двух господ – служа делу построения социализма, он служил и капиталу. В этом смысле Торгсин был предательством идеалов революции. Это заключение особенно важно потому, что Торгсин был не частной лавочкой, а государственным предприятием.
Рыночно-предпринимательскую природу Торгсина хорошо иллюстрирует и следующий рассказ. В годы нэпа в начале 1920‐х годов желающие эмигрировать из СССР платили советскому государству за оформление загранпаспорта 38 простых советских рублей. Нужды индустриализации и валютный кризис заставили советское руководство пересмотреть эту политику. В июне 1932 года из сектора валюты и международных расчетов Наркомфина писали в СТО:
В СССР имеется довольно значительная группа лиц, совершенно ненужных для страны и желающих эмигрировать за границу к своим родственникам. Поскольку последние берут на себя расходы по их переезду, а также по оплате сборов, связанных с разрешением на выезд, такая эмиграция могла бы явиться для нас довольно серьезным источником валютных поступлений.
Совнарком непривычно быстро для советской бюрократии отреагировал на запрос – свидетельство того, что инициатива Наркомфина была исполнением решения Политбюро. В октябре 1932 года вышло постановление о валютной эмиграции. Валютные переводы в уплату стоимости загранпаспортов поступали на счет Торгсина как торговой валютной организации, а «Интурист» отвечал за организацию выезда.
Для тех, кто соглашался платить валютой, иностранные отделы исполкомов местных советов оформляли выездные паспорта «в облегченном порядке». Оформление загранпаспорта в 1932 году стоило для «трудового элемента» 500, а для «нетрудового» – 1000 золотых рублей (для «внутреннего пользования» валютную сумму переводили в рубли). К 1933 году сумма валютного выкупа выросла (соответственно) до 550 и 1100 рублей золотом. Исходя из официального обменного курса рубля, существовавшего в СССР в то время, трудящиеся должны были заплатить советскому государству более 280, а «нетрудовые элементы» – около 570 долларов США. Для 1930‐х годов это были астрономические суммы. Мало кто из «нетрудового элемента», даже при поддержке родственников за рубежом, мог воспользоваться возможностью валютного выкупа. В 1933 году руководство «Интуриста» просило вообще отменить эту категорию из‐за незначительного числа лиц, которые могли осилить стоимость валютной эмиграции. Даже «льготные» цены для стариков и детей были высоки – 275 рублей золотом. Помимо паспорта, эмигранты оплачивали в валюте и услуги «Интуриста» по «организации выезда», а также услуги Наркомата путей сообщения и Совторгфлота за доставку «до портов посадки».
Приведенные суммы свидетельствуют о том, что цены на валютную эмиграцию были «рыночными». По признанию Наркомфина, в них была скрыта компенсация потери для СССР валютных переводов, которые могли бы поступить эмигрантам от их заграничных родственников в случае неотъезда за границу. Таким образом, цена на выезд за границу включала не только расходы государства по оформлению документов, но и цену свободы от голода и диктата сталинской власти. Свобода стала валютным товаром. В Торгсине не было дотационных цен. Все имело рыночную цену.
После введения валютной эмиграции число разрешений на выезд из СССР резко выросло. Если в 1932 году 259 человек (из 478 подавших заявления) получили разрешение на выезд, то в 1933 году было удовлетворено 804 заявки из 1249. Александр Горянин в очерке «В Новом Свете у русских», рассказывая о судьбах российских эмигрантов в США, пишет о Елене Алексеевне Слободской, вдове священника. Родня, жившая в Эстонии, в 1935 году выкупила ее со всей семьей «через систему „Торгсина“», заплатив советскому правительству за выдачу заграничных паспортов по 500 рублей золотом.
В 1933 году правительство рассматривало вопрос о продаже за валюту советским гражданам разрешения и на временное пребывание за границей: на этот вид «валютных услуг» поступало много заявок от населения. Как решился вопрос – не знаю, но вряд ли руководство страны даже за валюту облегчило получение разрешений на временный выезд. Можно ведь было и продешевить: а что если визитеры останутся за границей навсегда, не оплатив сполна свое право на свободу?
Историки много писали о планово-распределительном нерыночном характере советской экономики и об антирыночных акциях сталинского руководства. Однако в случае с Торгсином государство, находясь в тисках валютного кризиса, в интересах индустриального развития приняло активное участие в расширении легальных рыночных и валютных отношений. Рынок, ограниченный и изуродованный, был важной частью планового советского хозяйства и, как показывает история Торгсина, являлся результатом деятельности не только людей, но и государства.
