1 апреля Вильсон лично одобрил предложение британцев о расширении границ возможных претензий.
Однако такой ситуативный подход имел свои недостатки. Если принять все претензии, касающиеся пенсионных выплат, то в сумме они достигнут невероятных размеров. А это грозило тем, что Германия тут же отвергнет подобные претензии. Поэтому принятие окончательного соглашения было отложено на более позднее время. Для компенсации текущих расходов на восстановление Германия должна была выплатить в 1919 и 1920 годах внушительную сумму, порядка 5 млрд долларов, на текущие расходы союзников, причем значительную часть натурой
[843]. За ходом выплат предстояло наблюдать Комиссии по репарациям, на которую также была возложена обязанность определить к 1 мая 1921 года окончательную сумму задолженности. График платежей предстояло составить на срок как минимум до 1951 года. Если общая сумма платежей окажется избыточной, Германия сможет обратиться с апелляцией. Тем временем Германии предстояло выпустить долговых расписок на сумму в 20 млрд золотых марок, покрывающих ее обязательства до 1921 года, а затем еще на 40 млрд золотых марок, предназначенных для обеспечения выполнения обязательств Германии в 1930-х годах (4,8 и 9,6 млрд долларов соответственно). Предусматривался выпуск еще одного транша на сумму 40 млрд золотых марок в случае значительного улучшения экономической ситуации в Германии
[844]. В идеале в случае крайней необходимости французы рассчитывали перепродать эти обязательства инвесторам в обмен на доллары. Америка настояла на своем участии в Комиссии по репарациям, а также на том, что решения относительно каждой такой продажи облигаций должны приниматься единогласно.
III
Понятно, что такой порядок носил временный характер. Но это был компромисс, устроивший все стороны. Сам Вудро Вильсон способствовал тому, чтобы эта сделка состоялась. Соглашение подписали все основные страны – участницы Антанты. Но о чем же они договорились?
[845] В части, касавшейся урегулирования финансовых вопросов, определенных в Версале и выходящих за рамки текущих обязательных выплат Германии, США, Франция и Британия договорились о продолжении переговоров. В декабре 1921 года Джон Мейнард Кейнс, британский экономист, бывший советник министерства финансов, в открытую критиковавший Версальский договор, признал политическую логику такого компромисса. Договоренности о репарациях никак не представлялись разумными или практичными, а их некоторые аспекты несли в себе очевидную опасность. Однако более чем через два года после того, как эти договоренности были достигнуты, Кейнс признал, что «страсти, бушующие в обществе, и его неосведомленность играют свою роль в мире, с которой приходится считаться тем, кто берет на себя смелость возглавить демократию…Версальский мирный договор на момент его заключения был наилучшим решением, если помнить о требованиях толпы и личностях основных игроков». И если в 1919 году заключить по-настоящему надежный и выполнимый договор не удалось, то подготовка к заключению такого договора в последующие годы зависела от умения и смелости мировых политических лидеров
[846]. Двумя годами раньше Кейнс, который в полном отчаянии подал в отставку со своего поста в министерстве финансов, был настроен далеко не столь снисходительно. Никому не удалось нанести больший вред политической легитимности Версальского мирного договора, чем это удалось Кейнсу в его разгромной книге «Экономические последствия мира», вышедшей в декабре 1919 года.
Поколения экономистов детально разобрали слабые стороны аргументации Кейнса
[847]. Но его критика одновременно является и отражением разочарования, вызванного Версальским договором, и одной из причин возникновения этого разочарования. В книге Кейнса, с ее завораживающей риторикой, были собраны его знания как эксперта и доступная ему инсайдерская информация. Книга разошлась тиражом в сотни тысяч экземпляров. Ее дословно цитировали республиканцы, выступая против предлагаемого Вильсоном договора в Сенате США. Ленин и Троцкий рекомендовали книгу как обязательную для прочтения в Коминтерне
[848]. Кейнса с распростертыми объятиями встречали в Германии, всячески помогая еще больше отравить атмосферу отношений между Лондоном и Парижем. Конечно, на первый взгляд Кейнс был на стороне Германии. Но даже с позиции Германии нельзя было определенно сказать, чего больше он принес – вреда или пользы. Авторитет Кейнса вдохновлял в Германии тех, кто настаивал на невозможности любых выплат, притом что стремление выполнять условия договора, даже не в полной мере, могло спасти Веймарскую республику от разрушительного кризиса 1923 года
[849]. Разговор, конечно, совсем не о личной ответственности Кейнса за надвигавшуюся катастрофу. Просто «Экономические последствия мира» следует воспринимать не как путеводитель по проблемам репараций, а как описание симптомов надвигавшегося кризиса – основной темы книги.
Кейнс был, пожалуй, самым откровенным членом той части либеральной фракции в политическом классе Британии, для которой война была мучительным симптомом еще более глубокого упадка
[850]. Находясь в самом сердце британского оборонного комплекса, начиная со стажировки в Королевском колледже Кембриджского университета и кончая работой в министерстве финансов Соединенного Королевства, Кейнс преодолевал в себе глубокие внутренние сомнения. В 1916 году он добивался освобождения от службы в армии не на том основании, что уже работал в военной сфере, а потому, что был сознательным уклонистом. Ему как государственному служащему было запрещено публиковать свои сочинения под собственным именем, поэтому в апреле 1916 года он опубликовал под псевдонимом хорошо аргументированную статью в поддержку выступавшей за мир Независимой лейбористской партии, в которой в определенном смысле предвосхитил вильсоновский призыв к «миру без победы». Однако Кейнс был не столько сторонником Вильсона, сколько его зеркальным отражением. Он был в оппозиции Ллойду Джорджу и тем, кто выступал в поддержку идеи о нокаутирующем ударе, поскольку считал, что они ведут Британию прямым курсом к еще большей зависимости от Америки. Там, где Вильсон стремился изолировать Америку от агрессивных импульсов Старого Света – Европы, Кейнс выступал за создание тонкой смеси капитализма с подлинной личной и культурной свободой
[851]. Ничего этого он не наблюдал в Америке, даже в самом прогрессивном ее варианте. Общим у Вильсона и Кейнса было то, что оба стремились сохранять дистанцию. Однако реальность, с которой они столкнулись в 1919 году, требовала участия в происходившем. Если сравнить взгляд Кейнса на мирный процесс, изложенный в «Экономических последствиях», с тем, что он делал в качестве эксперта на мирной конференции, то можно заметить определенные отступления, на которые он шел, пытаясь сохранить хотя бы надежду на выход из создавшегося положения.
