Бестселлер Кейнса – это книга о Европе, отражающая взгляд с выгодных позиций, которые занимала Британия, находившаяся, по мнению Кейнса, «вне» континентального кризиса
[852]. Кейнс призывал британское правительство взять на себя роль лидера. Удивляет то, как автор обходит вопрос о роли Америки в этой катастрофе. В третьей главе Кейнс беспощадно изображает «Большую тройку» как бестиарий демократического порока.
Вильсон предстает в образе самодовольного пресвитерианского проповедника, Ллойд Джордж – как быстро приспосабливающийся конъюнктурщик, а Клемансо – как настоящий враг дела мира, морщинистый француз, впитавший в себя политические приемы Бисмарка. Эта картина, однако, сохраняется во всей своей простоте лишь при исключении из стилизованного группового портрета подробностей, связанных с репарациями. Условий договора и репараций Кейнс касается в последующих главах. Здесь его аргументация неуловимо, но заметно меняется. Основной упор сделан на критике пункт за пунктом каждой избыточной претензии, предъявляемой Германии. И все это ставится под вопрос. Могли ли события развиваться иначе?
Кейнс утверждал, что единственно возможным путем предотвращения кризиса было предварительное обсуждение и достижение общего понимания по экономическим вопросам между Британией и Америкой. Здесь он вновь возвращается к роли британцев, но уже не критикует лично Вильсона. Проблема состояла в том, что американская делегация прибыла в Париж без предварительно подготовленного экономического плана
[853]. О том, что именно можно было бы внести в такое совместное англо-американское предложение, Кейнс говорит лишь в самом конце своего беспощадного полемического произведения. Первое, что он предложил, – это снизить уровень претензий, предъявляемых Германии. Но это, как признает сам Кейнс, было бы оправданным лишь при намного более широком пересмотре финансовых вопросов. Он вновь возлагает на Британию ответственность за выбор пути, который привел бы к полной отмене всех финансовых претензий к Германии. Но за этим, в свою очередь, должна была последовать полная отмена всех союзнических долгов и предоставление нового займа на сумму в 1 млрд долларов на выплату репараций и возобновление мировой торговли. Жестко критикуя требования Франции, Кейнс в конце своей книги признает, что рассмотрение вопроса об уменьшении размера репараций вне связи с вопросом об уменьшении размера долга союзников было бы в корне несправедливым
[854].
Однако в «Экономических последствиях Версальского мирного договора» Кейнс никак не связывает предлагаемые им контуры альтернативной финансовой архитектуры с жесткой личной критикой недальновидности Клемансо и Ллойда Джорджа или со взглядами самого Кейнса на исторические предпосылки наложения репараций. Он представляет свой альтернативный план как совершенно новую идею, необыкновенную возможность, упущенную в Версале. Сотни тысяч читателей во всем мире так и не узнали, что в Версале рассматривались проекты общего переустройства мировой экономики, и даже предложения самого Кейнса, и что все они были отклонены, правда не Парижем, а Вашингтоном. К моменту выхода книги сам Кейнс надеялся на конструктивный пересмотр условий мира и, несомненно, не желал обмена взаимными упреками с американцами. А еще он разделял чувство глубокого недоверия Вильсона к французам. Все это привело к тому, что политический процесс достижения мира был представлен в искаженном свете.
По признанию самого Кейнса, Лондон располагал широким полем для стратегических действий, благодаря тому что мог позволить себе отделить вопрос о требованиях к Германии от вопроса урегулирования своей задолженности перед Соединенными Штатами. Остальным странам Антанты эта роскошь был недоступна. В начале 1919 года итальянцы, для которых при их скромном национальном доходе иностранная задолженность была тягчайшим грузом, предложили, чтобы в качестве предварительного шага Вашингтон рассмотрел возможность общего перераспределения военных расходов
[855]. Логика была простой. Если США, богатейшая из воюющих стран и меньше всех обремененная долгами держава, пойдет на значительные уступки своим европейским союзникам и это получит широкую огласку, то и они смогут умерить свои финансовые и политические претензии к Германии. Правительство Клемансо немедленно поддержало такое предложение. Ответная реакция Америки не заставила себя ждать. 8 марта 1919 года заместитель министра финансов США Картер Гласс направил в Париж телеграмму, в которой сообщалось, что любое подобное предложение будет рассматриваться как завуалированная угроза объявить дефолт. И тогда не следует ожидать, что Вашингтон станет рассматривать заявки на предоставление новых кредитов. Вашингтон настаивал на том, чтобы Клемансо публично взял на себя обязательство воздерживаться от подобных предложений о снижении долговой нагрузки
[856]. Когда в апреле 1919 года переговоры в Версале зашли в тупик и французы вновь заговорили об уступках, им напомнили об обещании Клемансо, занеся его в протокол заседания. Парижу в унизительной форме было указано на необходимость следить за действиями своих финансистов
[857].
Британцам эти столкновения между Америкой и Францией были только на руку. Как сообщал в Лондон Ллойд Джордж, у американцев складывалось мнение о том, что «французы оказались чрезвычайно жадными… и… их доверие к британцам укрепляется пропорционально подозрительности к французам»
[858]. Тем не менее британцы не могли отказать в логичности предложениям французов и итальянцев. Именно Кейнсу в министерстве финансов выпала задача подготовить ответ Британии, который был передан американцам в конце марта. По подсчетам Кейнса, полное снятие претензий союзников обошлось бы США в 1,668 млрд фунтов стерлингов. При этом значительные убытки, примерно 651 млн фунтов стерлингов, выпадали на долю Британии, выступавшей в роли крупного чистого кредитора стран Антанты. Основными бенефициарами становились Италия, освобождавшаяся от долга в 700 млн фунтов стерлингов, и Франция, долг которой составлял 510 млн фунтов стерлингов. На тот момент между великими державами еще не проводилось денежных операций подобного масштаба, однако в свете относительной прочности экономик стран-союзниц и ущерба, понесенного ими в ходе войны, такое предложение не представлялось неразумным. Все эти аргументы против репараций, которые Кейнс выдвинет позже и которые произведут сильное впечатление, впервые были озвучены в марте 1919 года при попытке убедить Вильсона в катастрофических последствиях поддержки сложной системы военных долгов союзников. Кейнс вполне открыто говорил об отчаянной ситуации, в которой оказывалась Франция. Если Британия и Америка будут настаивать на полной выплате задолженности, то «Франция, как страна победительница, будет должна заплатить своим друзьям и союзникам в 4 раза больше, чем она заплатила, проиграв войну Германии в 1870-х годах. Получалось, что рука Бисмарка была значительно легче, чем рука союзника и единомышленника»
[859]. Как можно заставить население Европы принять столь скандально неадекватное решение вопроса о репарациях, если не за счет великодушных уступок тех, кто может себе это позволить?
