Путч Каппа и последовавшее за ним восстание в Руре показали, сколь близка к гражданской войне была Германия. Они также подтверждали, что опасения Эрцбергера относительно возможной иностранной интервенции, которая превратилась бы в кошмар, имели под собой основания. Рур был частью демилитаризованной территории на западе Германии. В ответ на выступление германских войск французы взяли под свой контроль город Франкфурт. Удивительно, что, несмотря на такой рост насилия в Германии, продолжал действовать хорошо отлаженный политический демократический механизм. Путчистам обещали проведение выборов. 6 июня 1920 года, через два месяца после того как в Руре закончились бои, почти 28,5 млн мужчин и женщин приняли участие в голосовании на выборах в первый рейхстаг Веймарской республики. 80-процентная явка оказалась суровым ударом для партий, стоявших у истоков Республики. «Большинство в рейхстаге», представленное коалицией СДП, партии Центра и демократическими либералами, набрало менее 45 % голосов вместо прежних 75 %. Избиратели, голосовавшие за левых, наказали СДП за ее пособничество контрреволюции и обеспечили НСДП второе место в рейхстаге. Тем временем ярые националисты из Германской национальной народной партии (ГННП) сумели набрать 15 %, то есть столько же голосов, сколько набирали правые консерваторы в ходе всех выборов, проходивших в Германии начиная с периода правления Бисмарка. В 1919–1920 годах демократы растратили значительную часть своего политического капитала, но это не затронуло компромисса, на основе которого была построена Республика. Голоса, отданные за НСДП, могли быть отданы любой более радикальной демократической республике, потому что это были голоса сторонников диктатуры пролетариата. Ленинская Коммунистическая партия набрала смехотворные 2 % голосов.
Главными победителями выборов стали национал-либералы, представленные Немецкой народной партией (ННП). Ее лидером был Густав Штреземан, печально прославившийся во время войны как один из самых ярых защитников империалистической политики Вильгельма. После революции у Штреземана был нервный срыв, а в марте 1920 года его чуть не обвинили в соучастии в организации путча, который возглавил Капп
[936]. Когда кризис миновал, он пересмотрел свои цели. События 1919–1920 годов убедили его в правоте сторонников Версальского договора. В обозримом будущем судьба Германии зависела от судьбы Республики и ее умения найти общий язык со своими бывшими врагами на Западе. Как и Эрцбергер, Штреземан понимал, что главная сила принадлежит прежде всего Соединенным Штатам. Но Эрцбергер делал ставку на переменчивую политику либералов вильсоновского толка, а Штреземан, подобно Франческо Нитти в Риме, ставил на силу, которая, как он полагал, будет действовать долгое время, – на стратегическую заинтересованность американского бизнеса в будущем экономики Европы
[937].
17
Версальский договор и Азия
На состоявшейся 28 июня 1919 года церемонии подписания отсутствовала только делегация Китая. События, происходившие начиная с первой недели мая на Версальской конференции, привели к тому, что самая крупная страна мира поднялась на дыбы. Решение конференции о передачи Японии германской концессии в Шаньдуне легло в основу китайского националистического эпоса. Китай оказался жертвой одновременно и японской агрессии, и лицемерия Запада
[938]. Но эта поучительная история о жертвенности китайцев и агрессия японцев так и осталась неоконченной. Ставки с обеих сторон были высокими, о чем свидетельствовал кризис, обусловленный вступлением Китая в войну в 1917 году и тяжелыми последствиями вторжения Японии в Сибирь. Попытка прийти к миру в 1919 году привела к тому, что основные вопросы, связанные с будущим Азии, вновь оказались на глобальной повестке дня.
I
Сформированное после окончания войны новое японское правительство действовало вполне в «духе времени», направив на переговоры делегацию, состоявшую из прозападно настроенных либералов
[939]. К концу 1918 года премьер-министр Хара Такаши потерял треть японского контингента в Сибири. Хотя Хара и назначил прокитайски настроенного Танаку Гиичи министром обороны, политика сотрудничества с Пекином осталась неизменной. Генерал Дуань, на которого Япония сделала ставку в 1917 году, был вынужден уйти. Теперь Токио стимулировало переговоры в Шанхае между Севером и Югом, что дало Китаю возможность направить в Версаль объединенную делегацию. Но какой путь изберет Китай после объединения?
После ухода Дуаня японский патронаж не вызывал резкого отторжения в Пекине. Для Сунь Ятсена было важно получить признание, неважно – с какой стороны. В январе 1919 года он попытался заинтересовать лидеров капиталистического мира своим планом серьезного экономического развития
[940]. Но Белый дом даже не ответил на его призывы. Американский посол в Пекине Пол С. Рейнш продолжал свою антияпонскую агитацию. При этом сам он относился к Китаю свысока, что было характерно для Вашингтона в целом, где считали, что Китаю требуется полномасштабное внешнее управление. В начале 1919 года Япония согласилась войти в международный кредитный консорциум, что могло свидетельствовать об ее отходе от дипломатии финансового нажима, которую она проводила в годы войны. Единственным условием со стороны Японии было освобождение главной железнодорожной магистрали в Маньчжурии от надзора консорциума.
Британцы, сделавшие в Китае серьезные ставки, заинтересовано следили за схваткой между Японией и Америкой. В Лондоне не до конца понимали подлинные намерения Америки и не желали оставлять своего японского союзника. Проводить новую политику в Азии, основанную на построении новых отношений с Китаем, было поручено сэру Джону Джордану, британскому послу в Пекине. Он надеялся нейтрализовать все иностранные концессии в Китае, превратив их в международные, избавиться от сфер интересов и, таким образом, создать «условия для проведения политики отрытых дверей и интеграции Китая, не сводя все к бессмысленным словоизлияниям, которых стало чересчур много». «Если державы, получившие земли в аренду или в качестве наследства после событий 1898 года, не пойдут на определенные жертвы, то решение китайской проблемы окажется невозможным», – утверждал Джордан. Соединенные Штаты и Британия должны создать в мире систему, «обеспечивающую экономическую свободу и военную безопасность…»
[941] Джордан опасался, что, пока в Лондоне и Вашингтоне будут рассматривать возможные варианты, японцы перехватят инициативу.
