У Вильсона имелись свои взгляды на расовый вопрос, но он был категорически против действий толпы и понимал, насколько серьезно эти события ставят под сомнение притязания Америки на прогрессивное лидерство. Годом ранее, 26 июля 1918 года, после угрожающего роста числа случаев самосуда он выступил с президентским обращением к государственным прокурорам, в котором суд толпы осуждался как «удар, направленный прямо в сердце законного порядка и человеческой справедливости»
[998]. В своих работах Вильсон как историк оправдывал изначальную идею Ку-клукс-клана. Но его создание, по мнению Вильсона, стало актом самообороны в период беззакония после Гражданской войны, начало которому было положено безрассудными и преступными подстрекательскими действиями радикально настроенных республиканцев в Конгрессе
[999]. В обычных условиях, «когда суды открыты, когда правительства штатов и федеральное правительство готовы и в состоянии выполнять свой долг», подобное недопустимо. «Страсти, не ограниченные действием закона» – именно против этого сражалась Америка в Европе. «Германия поставила себя вне закона, потому что пренебрегла священными законными обязательствами и превратила свои армии в линчевателей…Как мы можем рассказывать о преимуществах демократии другим народам, – продолжал Вильсон, – когда мы позорим себя, показывая, что в конечном счете слабый не может рассчитывать на защиту?» Каждый случай самосуда – это подарок для германской пропаганды. «Они могут сказать, что по крайней мере подобные вещи в Германии случиться не могут, за исключением революционных времен, когда закон перестает действовать»
[1000].
В 1919 году, столкнувшись с охватившими всю страну расовыми беспорядками, Национальная лига за равные права повернула эти слова против самого Вильсона. Черное расовое меньшинство Соединенных Штатов требовало такой же защиты, которую Вильсон «заставил обеспечить Польшу и Австрию по отношению к проживающим в них расовым меньшинствам»
[1001]. Разумеется, это было невозможно. Вильсон призывал всего лишь должным образом обеспечивать выполнение требований закона. ФБР со своей стороны решило, что его роль состоит не столько в преследовании главарей расистских группировок, сколько в отслеживании чернокожих радикалов и их планов проведения подрывных акций международного масштаба
[1002]. Летом 1919 года к опасениям расового характера добавилась и вездесущая «красная угроза».
В 1918 году проводимая республиканцами промежуточная выборная кампания привела к разжиганию антибольшевистской агитации. Организованная в феврале 1919 года общегородская забастовка в Сиэтле стала общенациональной сенсацией. Американским властям враги мерещились повсюду. 19 февраля стрелок-одиночка ранил в Париже Клемансо; это дало секретным службам США повод для того, чтобы со всей силы обрушиться на организацию «Индустриальных рабочих мира» (ИРМ) и воинствующих суфражисток
[1003]. 2 июня 1919 года взрывом бомбы было разрушено парадное крыльцо дома, принадлежавшего Генеральному прокурору А. Митчелу Палмеру
[1004]. Одновременно прозвучали взрывы еще в шести городах. В течение лета истерия охватила всю страну. На активистов ИРМ были совершены жестокие массовые нападения. 30 июня 1919 года Палмер рекомендовал Вильсону не выпускать на свободу Юджина Дебса, добропорядочного социалиста и антивоенного активиста, который в сентябре 1918 года был осужден на десять лет тюрьмы по обвинению в подрывной деятельности. Палмер считал, что освобождение Дебса «будет использовано многими оппонентами мирного договора как доказательство особой снисходительности к нарушителям закона из числа радикальных элементов…» Оно может «настроить многих людей против либеральных норм трудового законодательства, содержащихся в Договоре»
[1005]. Вместо того чтобы помиловать Дебса, Палмер развернул кампанию расследований, арестов и депортаций, достигшей апогея 2 января 1920 года, когда в 33 городах по всей стране под арест попали, как предполагается, 3 тысячи человек из числа родившихся за границей и подозреваемых в радикальной деятельности
[1006].
Можно предположить, конечно, что вместо столь консервативного поворота администрация Вильсона могла возобновить работу в более прогрессивном направлении. Сам Палмер был опытным специалистом по вопросам трудового законодательства. Союз с трудовыми организациями был ключевым элементом платформы «Новой свободы» на выборах 1912 года, а на выборах 1916 года, на которых Вильсон победил с незначительным преимуществом, этот союз обрел еще большее значение. Начиная с 1917 года роль, которую играла возглавляемая Сэмьюэлем Гомперсом Американская федерация труда (АФТ), выступавшая в качестве партнера при переводе экономики на военные рельсы, казалось, обещала трудовым организациям новое положение в их отношениях с государством и частным бизнесом
[1007]. Летом 1919 года демократов призывали еще более укрепить эти отношения, приняв федеральный закон о признании профессиональных союзов. Повсюду слышались разговоры об «индустриальной демократии» и «изменении отношений». Да и Вильсон не возражал против того, чтобы использовать давление общественности для усиления контроля со стороны федеральных органов в ключевых секторах. В июле 1919 года он признавался своему шурину, Сэмьюэлю Е. Эксону, что «скорее всего, придется объявить государственной собственностью некоторые виды сырья: уголь, гидроэнергетические ресурсы, а также, возможно, железные дороги. Некоторые, услышав такие слова, сочтут меня социалистом», но это не заставило Вильсона изменить свои позиции
[1008]. Однако американские промышленники и их друзья-республиканцы видели тут слабые места. Станут ли демократы поддерживать трудовые организации, если работодатели решатся на выступления против федерального правительства, создав тем самым угрозу возникновения серьезной напряженности в обществе?
