Это решение Ллойда Джорджа самым отрицательным образом сказалось на моральном духе Белой армии, но оно не означало, что советской власти больше ничего не грозит
[1198]. Зимой 1919/20 года военное министерство Польши начало готовиться к окончательному решению русского вопроса. Самая крупная националистическая партия Польши – партия национал-демократов была против наступательных действий, предпочитая защищать более компактную, этнически однородную территорию. Однако маршал Юзеф Пилсудский, главная фигура с трудом стоящего на ногах Польского государства, не разделял этой осторожной позиции. Пилсудский мечтал о возрождении Польско-Литовского Содружества, которое до разорительной Тридцатилетней войны сдерживало экспансию Москвы в западном направлении. В союзе с независимой Украиной новое польское супергосударство создавало коридор, соединявший Балтику с Черным морем
[1199]. Пилсудский полагал, что это может заинтересовать Лондон. Однако правительство Ллойда Джорджа отказалось от поддержки польской агрессии. Полякам пришлось довольствоваться незначительной поддержкой Франции и союзом с украинскими националистами, которые после ухода немцев с линии, определенной Брест-Литовским договором, осели в Галиции
[1200]. Заручившись обещанием о передаче Восточной Галиции Польше, Пилсудский бросил свои силы на поддержку Семена Петлюры, пытавшегося создать независимую Украину, которая стала бы неотъемлемой частью нового мирового порядка. Такая стратегия была связана со значительным риском, но Варшава была уверена, что Красная армия готовится к новому броску на запад. Пилсудский намеревался опередить ее
[1201].
25 апреля 1920 года польско-украинская армия перешла в наступление. 7 мая она захватила Киев, позволив остаткам Белой армии под командованием генерала Петра Врангеля обосноваться в Крыму. Казалось, на юге вновь возникла опасность, грозившая самому существованию большевиков. Однако события последних трех лет не могли не сказаться на Украине. Приезд Петлюры и Пилсудского в Киев знаменовал собой 15-ю по счету смену режима начиная с января 1917 года. Сотни тысяч людей погибли от рук германских, австрийских, белых и красных оккупантов, в том числе 90 тысяч евреев, уничтоженных в ходе самых жестоких погромов со времен восстания казаков в XVII веке. Выжившие вовсе не собирались поднимать народное восстание. В России, напротив, сама идея того, что польские уланы легкой рысью вступили в Киев, вызывала волну патриотического возмущения. Офицеры царской армии во главе с героем войны генералом Брусиловым в массовом порядке вступали в Красную армию Троцкого
[1202].
Приближался один из самых ярких моментов в истории современной Европы. 5 июня 1920 года 18-тысячная конная армия под командованием генерала Семена Буденного прорвала позиции польской армии, вынудив ее оставить Киев. Уже через месяц, 2 июля блестящий командир и военный теоретик большевик Михаил Тухачевский отдал приказ о всеобщем наступлении. «Через труп белой Польши лежит путь к мировому пожару…На Вильно, на Минск, на Варшаву! Вперед!» Подстрекаемые командующими фронтов, Ленин и большевистское руководство теперь были уверены в том, что «стоят на пороге изменения всей политики Советского правительства»
[1203]. Настало время «штыком проверить, не созрела ли социалистическая революция пролетариата в Польше.» Французы собирались поддержать польскую оборону, а Британия пыталась выступить в роли посредника, и это указывало на то, что «где-то недалеко от Варшавы» находится «центр всей современной системы международного империализма…»
[1204] Завоевав Польшу, они «встряхнут» всю систему до самого основания. Красная армия приведет к появлению «совершенно новой зоны пролетарской революции, направленной против мирового империализма».
После Брест-Литовска большевики перенесли столицу в относительно безопасную Москву. Даже летом 1920 года Ленин был вынужден передвигаться инкогнито и по ночам, опасаясь покушения. Но 19 июля 1920 года Второй съезд Коминтерна, демонстративно бросая вызов, провел свое первое заседание в Петрограде, переместившись затем в Москву. Там 217 делегатов из 36 стран собрались под большой картой Польши, на которой каждый час на основе сводок с фронта отмечалось продвижение советских частей
[1205]. В состоянии, близком к «революционной лихорадке», Ленин телеграфировал Сталину, что «обстановка в Коминтерне была превосходной». Вместе с Григорием Зиновьевым и Николаем Бухариным он с нетерпением ожидал революционного восстания в Италии, Венгрии, Чехословакии и Румынии
[1206]. Тем временем германские товарищи выражали надежду, что в следующем году им удастся провести съезд Коминтерна в Берлине
[1207].
II
На фоне этой эйфории развития революции в Коминтерне начались первые перемены. Неорганизованный, лишенный центрального управления всплеск революционного движения 1919 года в Венгрии и Германии окончился поражением. Красная армия продвигалась на запад, приближалось время, когда русская революция возьмет руководство на себя. В отличие от безуспешных попыток западноевропейских социалистов, ленинизм доказал жизнеспособность своей революционной доктрины. Коминтерн устанавливал более строгие условия приема в свои ряды новых членов, которые должны были провозгласить своей первоочередной задачей установление диктатуры пролетариата. Не оставалось места для компромисса ни с демократическими политиками, которые теперь именовались «социал- пацифистами», ни с «буржуазной законностью». Коммунисты должны понимать, что и в Западной Европе, и в Америке они «вступают в гражданскую войну»
[1208]. Проверить свой революционный пыл они должны, создав «параллельную нелегальную организацию», готовую бросить прямой вызов государству, проводя подрывную мятежную деятельность в вооруженных силах. И не надо опасаться преследований со стороны политической полиции. Вильсоновская панацея, столь любимая либералами и социал-демократами в 1918–1919 годах, была с презрением отвергнута. «Без революционного свержения капитализма ни международный арбитражный суд, ни соглашение об ограничении вооружений, ни „демократическая“ реорганизация Лиги Наций не в состоянии предотвратить новые империалистические войны». В международных делах действителен лишь один руководящий принцип: «безусловная поддержка любой советской республики в ее борьбе с контрреволюционными силами». Момент революционной истины приближался с каждым прорывом революционной красной кавалерии, поэтому терять времени было нельзя. В течение 4 месяцев все члены и кандидаты в члены Коммунистического Интернационала должны были принять для себя решение – за или против
[1209].
