Всего через несколько часов после того, как руководство IG Farben обсудило в своем кругу новые восхитительные перспективы, которые открыл аншлюс, на австрийских евреев обрушилась кошмарная волна насилия. По воспоминаниям одного свидетеля, вечером п марта 1938 г. словно «распахнулись врата ада», выпустив на волю бурю «зависти, зла, ненависти и слепого злобного стремления к мщению»
[823]. Даже немцы были обеспокоены шквалом массового антисемитизма, вызванного их действиями в Австрии. В течение нескольких недель буквально все еврейские предприятия в Австрии оказались под контролем самозваных нацистских комиссаров. Берлин вмешался 26 апреля 1938 г. Все немецкие и австрийские евреи, владевшие активами на сумму более 5 тыс. рейхсмарок, должны были уведомить об этом власти. Отныне на организацию, занятую выполнением Четырехлетнего плана, возлагалась обязанность обеспечить «утилизацию» еврейских активов «в интересах германской экономики». Начиная с того же дня любое еврейское предприятие можно было продать лишь с разрешения региональных экономических советников Нацистской партии. На практике принятие такого правила лишь формализовало ту роль, которую эти должностные лица играли с 1933 г. С тем чтобы ускорить такие продажи, Рейхсминистерство экономики, Министерство финансов и Рейхсбанк систематически подвергали гонениям последние неарийские фирмы. Предприятия, принадлежавшие евреям, имели самый низкий приоритет при распределении сырья. Рейхсбанк требовал от своих отделений не выдавать займы неарийским бизнесменам. Налоги, которыми облагались эти фирмы, и действовавшие в их отношении валютные ограничения носили особенно заметный карательный уклон. Все это привело к быстрому краху оставшихся бастионов еврейского делового сообщества. Через ариизацию путем продажи в 1938 г. прошли 340 крупных фабрик – за немногими исключениями работавшими в текстильном и швейном секторе – 370 оптовых торговых фирм и не менее 22 частных банков, включая такие уважаемые учреждения, как Warburg и Bleichroder
[824].
Как «простые» немцы, так и топ-менеджеры немецкого корпоративного капитализма воспользовались шансом и стали скупать предприятия, недвижимость и прочие активы по бросовым ценам. В яростную конкуренцию в сфере ариизации вступили друг с другом крупнейшие банки во главе с Deutsche Bank и Dresdner Bank
[825]. Свои стяжательские устремления в полной мере удовлетворили такие индустриальные группы, как Flick и Mannesmann
[826]. Однако в тени этого акцента на ограблении еврейского бизнеса, свойственного работам последних лет, остается, возможно, самый важный итог официальной регистрации еврейской собственности. В целом германские и австрийские евреи сообщили о наличии у них активов на общую сумму в 8,5 млрд рейхсмарок – включая 7 млрд в непокрытых обязательствах. Лишь 1,19 млрд рейхсмарок из этой значительной суммы находились в обороте. С учетом того факта, что чистый объем средств, находившихся во владении у австрийских евреев, по официальным данным составлял чуть более 2 млрд рейхсмарок, сомнительно, чтобы еврейский деловой капитал в Германии сильно превышал сумму в 850 млн рейхсмарок. Это по любым меркам была лишь небольшая доля общих активов, использовавшихся в германской экономике. Ариизация, несомненно, изменила облик главных торговых улиц в таких городах, как Берлин и Гамбург, а также структуру собственности в некоторых наиболее известных жилых районах. Но ее общее влияние носило ограниченный характер. Крупномасштабная смена владельцев произошла лишь в нескольких секторах— в первую очередь в розничной торговле, и в частности в секторе универмагов, а также в текстильной и швейной отраслях и в сфере частных банков. В целом идею о том, что ничтожное еврейское меньшинство когда-либо занимало «доминирующие позиции» в германской экономике и что ариизация по этой причине могла представлять собой важный поворотный момент в экономической жизни нации, следует воспринимать такой, какой она была всегда, – абсурдным антисемитским мифом.
В наибольшей степени от экономического преследования германских евреев выиграл не германский бизнес, а германское государство – и соответственно, косвенно и немецкие налогоплательщики в целом
[827]. Начиная с 1933 г. Рейх возглавлял процесс ограбления еврейского населения путем налога на эмиграцию и процентов, взимавшихся Рейхсбанком. Более решительные меры представляли бы собой откровенные фискальные репрессии. Как мы уже видели, идея о введении «еврейского налога» неоднократно обсуждалась с тех пор, как Гитлер в своем меморандуме о Четырехлетием плане приказал считать евреев ответственными за любой ущерб, причиненный германской экономике. Но министерства колебались
[828]. Для того чтобы преодолеть их нерешительность, потребовалось нарастание напряжения во время Судетского кризиса. Одновременно с нагнетанием угрозы войны в сентябре 1938 г. сгущалась атмосфера насилия, направленного против евреев. Муниципальные власти Мюнхена и Нюрнберга создали важный прецедент – летом были разрушены городские синагоги. За этим последовала волна антисемитских нападений и демонстраций по всей южной и юго-западной Германии, по сообщениям СД отчасти принимавшая «характер погромов»
[829]. В Вене гонения на евреев не стихали. К осени целые еврейские кварталы в преддверии «добровольной» эмиграции были принудительно переселены во временные жилища. Таким образом, погром, по приказу Гитлера охвативший всю страну в ночь на 9 ноября, представлял собой лишь ужасающий финал длительного процесса эскалации. Согласно дотошным отчетам, составленным германскими оценщиками, материальный ущерб превышал 220 млн рейхсмарок. Был убит по крайней мере 91 еврей и еще сотни покончили с собой. Расширение системы концентрационных лагерей, систематически производившееся с 1936 г., позволили С С за одну ночь бросить за решетку не менее 30 тыс. мужчин-евреев
[830]. Они были освобождены только после того, как согласились подать прошения об эмиграции.
