Через три дня после погрома, 12 ноября, Геринг подкрепил свой авторитет, проведя крупное совещание по еврейскому вопросу. В качестве ответственного за выполнение Четырехлетнего плана Геринг возмущался бессмысленным уничтожением собственности в течение предшествовавших дней. «Хватит с меня этих демонстраций! Они бьют не по евреям, а по мне как по последней инстанции, координирующей германскую экономику». Геринг особенно негодовал по поводу разграбления мехов и ювелирных изделий в Берлине и издал специальный приказ об аресте тех, кто нес за это ответственность. Но что более серьезно, германские улицы были усеяны осколками тысяч разбитых витрин. Конечно, оплатить счет за уборку улиц должны евреи, но замена витрин из высококачественного бельгийского стекла обойдется Рейхсбанку в 3 миллиона рейхсмарок в драгоценной иностранной валюте
[831]. Как выразился Геринг, «Лучше бы вы перебили пару сотен евреев, а не уничтожали такие ценности». Отныне следовало «скоординировать усилия» и «тем или иным образом решить» еврейский вопрос «раз и навсегда». В первую очередь под этим имелось в виду установление карательного налога. Согласно указу, формально обнародованному 12 ноября, «Враждебное отношение еврейства к германскому народу и к Рейху <…> делает необходимыми решительное противодействие и суровое наказание». Еврейской общине было приказано уплатить штраф в 1 млрд рейхсмарок. Кроме того, германские евреи должны были возместить весь ущерб, причиненный д ноября, и отозвать свои страховые иски к Рейху. Рейхсминистерство финансов так спешило прибрать к рукам еврейские деньги, что убедило консорциум крупнейших берлинских банков выдать ему аванс в счет поступлений от «налога на евреев»
[832]. В то же время Первый указ об устранении евреев из экономической жизни (Erste Verordnung zur Ausschaltung der Juden aus dem Wirtschaftsleberi) имел именно те последствия, которые обещало его название. Согласно этому указу, евреи полностью изгонялись из розничной торговли и из ремесел. Им запрещалось торговать на ярмарках и занимать любые руководящие должности в любых фирмах
[833].
Различные меры, предпринятые в 1938 г., в своей совокупности привели к всеобъемлющей экспроприации еврейской собственности. Подавляющее большинство зарегистрированных летом 1938 г. деловых активов на общую сумму в 1,1 млрд рейхсмарок было распродано к концу года. Самые алчные предпринимательские слои в Германии в целом обогатились на несколько сотен миллионов рейхсмарок. Налог на капитал, введенный 12 ноября, за три года принес Рейху 1 млрд 127 млн рейхсмарок. Кроме того, сотни миллионов марок были отобраны в качестве «налога на эмиграцию» у десятков тысяч еврейских семей, покидавших страну. Еще миллиарды марок остались на счетах финансовых учреждений, занимавшихся переводом средств за границу. 3 декабря все нераспроданные еврейские активы, включая личные ценности, такие как ювелирные изделия или произведения искусства, в преддверии их будущей продажи были отданы под надзор германских уполномоченных
[834]. Выручка, номинально зачислявшаяся на счет еврейской общины, инвестировалась в государственные облигации, благодаря чему облегчалась финансовая ситуация Рейха
[835]. К концу года, когда окончательно сложились правила, касающиеся продажи недвижимости, практически вся еврейская собственность, остававшаяся в Рейхе, была учтена и казна Рейха пополнилась на несколько миллиардов рейхсмарок.
С целью избежать недоразумений следует подчеркнуть, что это была чисто финансовая операция. Подобные гонения ни в коем случае не улучшали общего состояния германской экономики. Разумеется, благодаря закрытию многочисленных мелких и неэффективных ремесленных предприятий, принадлежавших евреям, можно было ожидать некоторого прироста эффективности
[836]. Но итоги этой рационализации оказались не особенно существенными. С учетом мелкого масштаба подобных предприятий объемы рабочей силы и прочих ресурсов, высвободившихся в результате их закрытия, были весьма незначительными. Не следует преувеличивать и доставшиеся Рейху плоды фискальных мероприятий. По сведениям Министерства финансов, поступления от двух главных налогов, взимавшихся с евреев – налога на имущество и налога на эмиграцию, – в 1938-39 фискальном году составили 498,5 млн и 342,6 млн рейхсмарок соответственно
[837]. Это составляло всего 5 % от общих налоговых и таможенных поступлений Рейха
[838]. В 1939 г. эта доля была еще меньше. Экспроприация примерно миллиарда рейхсмарок в 1938 и 1939 г. представляла собой страшный удар для общины германских евреев. А для Рейха эти средства стали желанным подспорьем в момент серьезных финансовых затруднений. Но было бы просто нереалистично воображать, что финансовые гонения на ничтожное и все более нищающее меньшинство могли в течение длительного времени вносить серьезный вклад в бюджет германского перевооружения, требовавшего колоссальных средств.
Более того, хотя эскалация преследований и насилия давала германским евреям все основания для того, чтобы покинуть страну, проблема их снабжения достаточным количеством иностранной валюты так и не была решена. 25 марта 1938 г., через пару недель после аншлюса, президент Рузвельт предложил создать международный комитет, который бы занялся проблемой «политических беженцев» из Германии и только что аннексированной Австрии
[839]. 6 июля делегаты из 32 стран, возглавляемых США, Великобританией и Францией, собрались в отеле «Руаяль» во французском курортном городке Эвиан. Кроме того, на конференции присутствовали представители 39 неправительственных организаций и армия по крайней мере в 200 журналистов. На протяжении следующих девяти дней они наблюдали позорное зрелище. Очевидной предпосылкой для «решения» проблемы беженцев являлась готовность принимать их в еще больших количествах. Помимо более или менее явных антисемитских предубеждений, открытые проявления которых служили подарком для нацистской печати, главным препятствием для подобного увеличения иммиграционных квот оставался финансовый вопрос. На какие средства станут существовать беженцы в странах, по-прежнему страдавших от значительной безработицы? Все были согласны с тем, что ответ на этот вопрос зависит от готовности Германии позволить желающим эмигрировать забрать с собой по крайней мере часть их личных активов. Однако германское правительство отказалось каким-либо образом сотрудничать с Эвианской конференцией, объявив ее согласованной международной попыткой лишить Германию ее последних резервов иностранной валюты. Ситуация находилась в тупике на протяжении всей осени, пока германское Министерство иностранных дел и С С избегали каких-либо контактов с новосозданным Межправительственным комитетом по делам беженцев и его директором Джорджем Рабли. Лишь после совещания с Герингом, состоявшегося 12 ноября 1938 г., президент Рейхсбанка Ял мар Шахт был уполномочен на осуществление еще одной циничной финансовой махинации
[840].
