Если Гитлер, с одной стороны, знал, что прогнозы на производство вооружений в Германии не сулили в ближайшем будущем ничего хорошего, то летом 1939 г. он знал и то, что Третий рейх создал крупнейшую и наиболее боеспособную армию в Европе, а также сильнейшие военно-воздушные силы. Уже в марте 1939 г. в беседе с итальянским послом он констатировал: «что касается вооруженных сил Германии, в настоящее время она в состоянии справиться с любыми неожиданностями»
[955]. Начиная с 1933 г. в немецкую армию было призвано и обучено 4 млн человек. Ей так никогда и не удалось достичь желательных темпов наращивания своих размеров, а в 1937 и 1939 г. этот процесс даже пошел вспять. Переоснащение частей первого эшелона танками и пулеметами последнего поколения не было завершено. Накопленных боеприпасов хватало лишь на несколько недель боевых действий. Но успехи, достигнутые с 1938 г., когда мысль о войне с Чехословакией едва не привела к бунту в германской армии, были бесспорны. К лету 1939 г., несмотря на протесты управления вооружений, немецкая армия была готова к короткой войне. Никто не сомневался в том, что она сумеет справиться с Польшей. Когда весной 1939 г. Гитлер велел готовиться к войне, никто из генералов не вымолвил ни слова протеста
[956]. Для борьбы с 30 пехотными и 7 кавалерийскими польскими дивизиями немцы могли выставить 54 дивизии, включая б танковых дивизий, в составе которых имелось по крайней мере небольшое количество средних и тяжелых танков
[957]. Более того, Германия, имея в своем составе Восточную Пруссию и бывшие чешские земли, окружала территорию Польши, что практически гарантировало успех. Мысль о войне с Великобританией и Францией по-прежнему беспокоила немцев. Кроме того, в Германии никто практически не имел понятия о том, каким образом она сможет выиграть войну на западе. Если бы французы предприняли решительное наступление в Западной Германии, пока основная часть вермахта и люфтваффе находилась бы в Польше, это вполне могло бы привести к катастрофе. Однако Германия уже не была беззащитной. Сосредоточив свои основные силы на востоке, вермахт имел возможность оборонять западную границу по крайней мере п дивизиями первого эшелона – а не 5 дивизиями, как в 1938 г. Более того, благодаря усилиям Тодта «ворота» в Рейнскую область между Рейном и Мозелем отныне были хорошо укреплены
[958]. Западный вал, который в сентябре 1938 г. немногим отличался от строительной площадки, теперь представлял собой обширную оборонительную систему, оснащенную 11283 бункерами и орудийными площадками. Численность воздушной армии приближалась к 4 тыс. самолетам первого эшелона. А так как люфтваффе в 1936 г. начали переоснащение, то среди немецких боевых самолетов и не было устаревших моделей. Более того, Schnellplan Крауха позволил Германии начиная с лета 1938 г. более чем в достаточных количествах снабжать свои войска взрывчаткой, порохом, а при необходимости и отравляющими газами.
Короче говоря, осенью 1939 г. можно было обосновать необходимость войны исходя из одной лишь динамики производства оружия и боеприпасов. Если война была неизбежна – а Гитлер явно считал именно так, – то вермахт вряд ли мог что-то выиграть, выжидая
[959]. И Гитлер в ряде случаев, несомненно, исходил именно из этой логики. Оправдывая свое решение напасть на Польшу вне зависимости от связанного с этим риска, Гитлер недвусмысленно ссылался на экономические обстоятельства. В историю вошло его выступление 22 августа 1939 г. в Берхтесгадене перед военным руководством страны. Он подчеркивал: «Терять нам нечего, а получить мы можем все. Из-за препятствий, с которыми мы столкнулись, экономическая ситуация позволит нам продержаться всего несколько лет. Геринг может это подтвердить. Мы должны действовать». Согласно другому изложению этой же речи, Гитлер менее лицеприятно высказался в адрес Геринга: «Четырехлетний план провален и с нами будет покончено, если мы не одержим победу в грядущей войне»
[960]. По воспоминаниям Альберта Шпеера, в 1939 г. ежедневно встречавшегося с Гитлером, тот аргументировал необходимость войны, исходя непосредственно из динамики гонки вооружений. Гитлер, судя по всему, полагал, что начиная с 1940 г. «преимущество» Германии «станет сокращаться». «Однако следует отметить, что во всех областях мы располагаем современным оружием, а у противной стороны имеется лишь устаревшее»
[961]. Как мы увидим, после того, как война разразилась, Гитлер еще более недвусмысленно утверждал, что ему якобы приходилось действовать в условиях нехватки времени, и объявлял свое решение о начале войны сознательным выбором в пользу превентивного удара по формирующейся вражеской коалиции. В начале марта 1940 г. он поразительно откровенно писал Муссолини: «С момента учреждения воинского призыва в Англии [это произошло весной 1939 г.] было совершенно ясно, что руководящие лица в британском правительстве уже приняли решение о новой войне против тоталитарных государств». Цели этих теневых «кругов» были самыми широкими – «тотальными», как выразился Гитлер. По сути, речь шла «не более не менее», «чем об уничтожении [Beseitigung] тех режимов», – в первую очередь Германии и Италии, – «которые по своей сути представляют собой угрозу для этих феодально-реакционных плутократий». Эта угроза уничтожения почти совсем не оставляла Гитлеру времени.
В свете стремления Великобритании к наращиванию вооружений, а также учитывая намерение Англии мобилизовать всех мыслимых союзников <…> мне представляется, что я в конце концов был прав <…> немедленно нанеся контрудар [ «Abwehr»], даже рискуя на два или на три года приблизить войну, замышлявшуюся западными державами. В конце концов, дуче, насколько бы улучшилась наша оснащенность за два или за три года? Если речь идет о вермахте, то в свете ускоренного перевооружения Англии серьезный сдвиг соотношения сил в нашу пользу едва ли был реален. А относительно востока ситуация могла бы только ухудшиться
[962].
