Самое позднее с весны 1939 г. действиями Гитлера руководило ощущение того, что время работает не на Германию. После объявления войны постепенное укрепление западной коалиции, опиравшейся на поддержку Соединенных Штатов, и, напротив, экономическая уязвимость Германии, оказавшейся в зависимости от Советского Союза, лишь усилили это чувство. Стремясь к быстрой и решительной победе на Западе, Гитлер был готов
поставить на карту все. И это было верно не только по отношению к планированию атаки на Францию. Ту же самую линию Гитлер проводил и применительно к военной экономике. Через своих ближайших доверенных лиц – Германа Геринга, Фрица Тодта и генерала Кейтеля из верховного командования вермахта— Гитлер неоднократно подчеркивал желание задействовать промышленность на полную мощность, вне зависимости от того, как это скажется на гражданском населении и на готовности страны вести долгую войну. С учетом ситуации, сложившейся в 1939 г. э Гитлер, даже получая поддержку со стороны Советского Союза, не был заинтересован в продолжительных боевых действиях. Все зависело от достижения решительной победы на Западе при первой же благоприятной возможности.
Стоит подчеркнуть первостепенную значимость, которую в 1939–1940 гг. имела работа экономики на войну – поскольку распространено мнение о том, что отношение Гитлера к тылу ослабляло немецкую военную машину
[1037]. Некоторые авторы даже полагают, что желание Гитлера добиться быстрой победы на Западе мотивировалось в первую очередь его стремлением минимизировать влияние войны на население страны. Однако в этом случае речь идет о серьезном недопонимании стратегических расчетов Гитлера в 1939 г. В рамках нацистского движения действительно раздавались голоса, призывавшие оградить тыл от излишнего напряжения. В этом отношении особенно громогласными были гауляйтеры, ревностно защищавшие местные экономические интересы от требований армии. Верно и то, что гауляйтеры всегда могли найти в Берлине сочувствующих покровителей. Поддерживать связь между фюрером и массами входило в их обязанности. В октябре 1939 г. протесты со стороны гауляйтеров помешали Вальтеру Функу, незадачливому министру экономики, претворить в жизнь пакет драконовских мобилизационных мер, подготовленный его подчиненными
[1038]. На волне этой неприятной неудачи Функ попытался подать свое отступление как принципиальное решение в пользу умеренной мобилизации. Однако нет никаких свидетельств о том, что Гитлер отнесся к этому с одобрением. Для Гитлера была важна только победа в войне. Если бы вермахт сумел разбить Францию и Великобританию, то поддержка широких масс общества была бы гарантирована. Вальтер Функ в своей готовности услужить гауляйтерам совершенно неверно оценил направление, в котором дул политический ветер, и поплатился за это
[1039]. К декабрю рейхсминистр экономики лишился своих специальных полномочий по организации гражданской экономики в военное время
[1040]. В качестве единственной фигуры в верхах германского руководства, в полной мере поддержавшей призыв к умеренности, Функ в то же время стал и первой политической жертвой войны. Гитлер поставил все на мощный удар в 1940 г. не потому, что боялся требовать чересчур многого от населения страны, а просто потому, что, по его мнению, это был единственный способ выиграть войну. Вне зависимости от того, насколько интенсивной была мобилизация тыла, Германия проиграла бы затяжную войну вследствие подавляющей совокупной экономической мощи ее врагов. Поэтому Германии следовало вложить все свои ресурсы в нанесение единственного решительного удара при первой же возможности. Если для этого требовалось временно пожертвовать потребностями гражданского населения, то Гитлер был готов пойти на это. Как он заявил в начале ноября 1939 г. начальнику управления вооружений генералу Карлу Беккеру, «Войну с Англией не выиграть кухонными плитами и стиральными машинами»
[1041].
Ключевых игроков в Берлине занимал вовсе не вопрос о том, каким образом на пути к победе примирить друг с другом потребности военного производства и гражданской экономики. Главное, что их интересовало – каким образом лучше всего приспособить экономику к тотальной войне. Военно-экономическому персоналу ОКБ, Министерству экономики и Имперскому земельному сословию (национальной сельскохозяйственной организации) не давали покоя воспоминания о 1914–1918 гг. В свете полученного тогда опыта решение поставить все на достижение решающего успеха на поле боя в первый год войны казалось безответственным
[1042]. С точки зрения этих ведомств, единственный надежный путь заключался в укреплении немецкой экономики— чтобы она выдержала длительную и напряженную борьбу. Главным приоритетом, разумеется, оставалось производство вооружений. Но в условиях затяжной войны непосредственные потребности действующей армии следовало каким-то образом сочетать с необходимостью инвестиций в инфраструктуру, которые бы позволили Германии пережить блокаду. Кроме того, при долгосрочной войне приоритетным также являлось поддержание экспорта с тем, чтобы иметь возможность покупать жизненно необходимое сырье у оставшихся торговых партнеров Германии. Немалый приоритет должно было иметь и сельское хозяйство, поскольку тыл, не получая продовольствия, мог бы развалиться, как произошло в России в 1917 г. и в Германии в 1918 г. Может показаться, что такая стратегия благоприятствовала гражданской экономике. Но такое представление обманчиво. Эта стратегия в первую очередь мотивировалась необходимостью укрепить экономику военного времени, сделав ее устойчивой на максимально длительный срок. В 1939 г. никто не ожидал, что Германия протянет так же долго, как во время Первой мировой войны. Нехватка иностранной валюты и запасов сырья в Третьем рейхе слишком остро давали о себе знать. Но Имперское земельное сословие под руководством статс-секретаря Бакке готовилось к трехлетней войне
[1043]. Генерал Томас из ОКБ и его сотрудники из Министерства экономики полагали, что на такое же время удастся растянуть и немецкие запасы промышленного сырья при их бережном использовании
[1044].
