Приоритет военного производства был очевиден. Реальная дилемма заключалась вовсе не в выборе между военной экономикой и «гражданским сектором». Выбирать приходилось между призывом человека в вооруженные силы и его работой на военном заводе. Вермахт, численность которого выросла с 1131 тыс. человек летом 1939 г. до 4548 млн человек к сентябрю 1939 г., призвал в свои ряды еще миллион человек к Рождеству 1939 г.
[1115] В целом в вермахт с мая 1939 г. по май 1940 г. было призвано до 750 тыс. фермеров и батраков, 1,3 млн промышленных рабочих, 930 тыс. человек из ремесленного сектора, 220 тыс. трудящихся из транспортного сектора, 600 тыс. продавцов и 600 тыс. конторских работников и госслужащих. Службы, проводившие в Германии мобилизацию, всегда стремились к тому, чтобы по возможности сгладить последствия оттока этой громадной рабочей силы, выявляя тех трудящихся, без которых было не обойтись на военном производстве, и освобождая их от призыва. Эта система работала удовлетворительно применительно к основным военным предприятиям, находившимся непосредственно под контролем инспекций вермахта по вооружениям. Вероятно, не следует удивляться тому, что того же самого нельзя было сказать в отношении огромного количества промышленных фирм, поставлявших запчасти и заготовки предприятиям, занимавшимся непосредственно производством вооружений. На этих фирмах трудилось много опытных металлистов, призванных в вермахт. В результате осенью 1939 г. возникла угроза полной остановки ряда предприятий, являвшихся важными поставщиками для военных заводов. Очевидно, что в данном отношении была бы полезна более четкая организация. Но это не решало всех проблем. Вермахт не собирался использовать опытных металлистов в качестве пушечного мяса. Механики, слесари-сборщики и электрики были нужны в вооруженных силах по тем же причинам, что и в промышленности. Их направляли в инженерный корпус, в армейские ремонтные мастерские, в бригады наземного обслуживания люфтваффе и в машинные отделения военных кораблей
[1116]. Они во все большем количестве требовались для того, чтобы обслуживать сложные электрические сети, от которых зависела связь в вооруженных силах. Для вермахта проблема усугублялась тем, что поспешное перевооружение 1930-х гг. совпало по времени с восстановлением воинского призыва. Те же молодые люди, которые первыми получили элементарную военную подготовку, в непропорционально большом числе трудились на новых германских оружейных предприятиях
[1117]. Таким образом, Германия с самого начала столкнулась с непростым выбором между доведением своих вооруженных сил до полной численности и лишением военных заводов рабочей силы.
V
Однако быстрее и тяжелее всего призыв на фронты Второй мировой войны ударил по сельскому хозяйству. Как мы уже видели, немецкие фермы еще в конце 1930-х гг. столкнулись с острой проблемой нехватки рабочей силы. Возможно, имея это в виду, вермахт поначалу не стремился призывать людей преимущественно из села. Тем не менее того, что в армию было призвано почти 800 тыс. человек наиболее трудоспособного возраста, хватило, чтобы вызвать панику в Министерстве продовольствия и сельского хозяйства. Статс-секретарь Герберт Бакке в начале войны пребывал в мрачном настроении. Было совершенно неясно, каким образом ИЗ С следует реагировать на перспективу продолжительной войны. Нормы, установленные 25 сентября 1939 г., были разумными: от 2570 калорий в день для «обычных» гражданских лиц до почти 4000 калорий для солдат. С учетом классового неравенства, наблюдавшегося в немецком обществе, нормирование, как и в воюющей Великобритании, реально улучшило питание не менее чем в 40 % домохозяйств трудящихся
[1118]. Тем не менее власти в Берлине находились в нервозном состоянии. Глава медицинской службы д-р Леонардо Конти еще в октябре 1939 г. заявил, что большая продолжительность рабочего дня и ограниченные нормы питания делают жизнь гражданского населения почти невыносимой. Цель Бакке состояла в том, чтобы растянуть имеющиеся запасы по крайней мере на три года войны. Но урожай 1939 г. явно был намного более плохим, чем в удачном 1938 г., а неожиданное уменьшение численности рабочей силы угрожало запустить катастрофическую цепную реакцию. Фермеры могли сократить требующее больших трудовых затрат производство картофеля и корнеплодов. Это привело бы к снижению количества кормов для скота, которое, в свою очередь, вызвало бы резкое сокращение поставок мяса и молока. Все еще очень хорошо помнили печальный опыт Первой мировой войны
[1119].
Перед лицом этой опасности Бакке потребовал приложить все усилия к тому, чтобы привлечь дополнительную рабочую силу из-за границы
[1120]. В 1938 г. острая нехватка рабочей силы в сельском хозяйстве уже заставила Берлин заключить соглашение с Польшей о допуске в Германию 60 тыс. сезонных рабочих для сбора урожая. Сейчас же, когда большая часть Польши оказалась под властью Германии, Бакке замышлял еще более масштабные меры. Первой группой, направленной в сельское хозяйство, стали 300 тыс. польских военнопленных. Но этого было недостаточно для того, чтобы покрыть нехватку рабочей силы в Германии. В начале 1940 г. Ганс Франк, новый правитель Генерал-губернаторства— куска Польши, не аннексированного Германией, – начал выполнение программы по привлечению безработных поляков в Рейх в качестве временной рабочей силы. А Геринг 25 января 1940 г. издал фундаментальный указ, прояснявший роль этой территории по отношению к германской экономике. Вместо того чтобы превращать Генерал-губернаторство в пустырь, его следовало развивать в качестве постоянного источника рабочей силы для Рейха. Из одного только Генерал-губернаторства предполагалось рекрутировать для работы в Германии миллион поляков, включая 750 тыс. в качестве сельскохозяйственных рабочих, и половину из них должны были составлять женщины. С точки зрения сезонной миграции поляков в Германию в 1920-х гг. эти цифры не поражали воображения. Но они относились к территории, на которой проживало чуть более трети довоенного польского населения и в состав которой входили регионы, где не имелось традиции трудовой миграции. Поэтому требование о наборе миллиона «гастарбайтеров» из нееврейского населения Генерал-губернаторства, составлявшего чуть более и млн человек, было чрезвычайно суровым. А Бакке срочно нуждался в рабочей силе. В первые месяцы 1940 г. он ожидал прибытия 10 поездов в день с 1000 работников в каждом.
Межэтнические конфликты между немцами и поляками, разумеется, имели давнюю историю. В приграничных регионах, особенно после создания польского национального государства в результате Первой мировой войны, была широко распространена более или менее серьезная бытовая дискриминация
[1121]. Однако система принудительной дискриминации, которой подвергались польские работники в нацистской Германии, была совершенно беспрецедентной. В первую очередь она была разработана должностными лицами, действующими от имени Генриха Гиммлера, начальника немецкой полиции. По отношению к Польше С С осуществляли собственные амбициозные планы
[1122]. Вскоре после начала войны Гиммлер был назначен рейхскомиссаром по консолидации германского народа (RKFDV). В таком качестве он должен был очистить все бывшие польские территории, присоединенные к Рейху, от всех евреев и как можно большего числа поляков. Вместе с тем Гиммлер затеял грандиозную «перетасовку» населения, переселяя этнических немцев, репатриировавшихся из прибалтийских государств, аннексированных Сталиным, и из североитальянского Тироля, на территории, очищенные от поляков и евреев. В определенном смысле потребность Бакке в большом количестве иностранной рабочей силы дополняла эту программу, поскольку давала Гиммлеру непосредственный предлог для того, чтобы выселить сотни тысяч поляков с территорий, аннексированных Рейхом. Однако в более принципиальном плане включение поляков в состав немецкой рабочей силы полностью противоречило замыслам Гиммлера о создании расово чистого государства. Впрочем, эта мера показательна с точки зрения тревожных настроений, господствовавших в Берлине в начале 1940 г. и принудивших Гиммлера к компромиссу. Он был не только вынужден замедлить массовую депортацию евреев и поляков из Германии в Генерал-губернаторство. Кроме того, ему пришлось составить указания, определяющие условия, на которых более миллиону поляков разрешалось по крайней мере временное пребывание в пределах Рейха.
