Именно тут и следует воззвать к осторожности. Пусть блицкриг не был результатом тщательной стратегии, в то же время у нас есть и основания для скептицизма в отношении полностью волюнтаристского прочтения событий 1940 г. В оценке нуждаются конкретные условия, в которых талант немецких солдат и их подготовка позволили им добиться столь поразительных результатов
[1149]. Несмотря на отсутствие великой стратегии, успех плана Манштейна в значительной степени все же зависел от мобилизации немецкой экономики в 1939 г. Но в еще большей степени он зависел от очень специфической географической конфигурации западноевропейского театра военных действий. Начнем с самого очевидного момента: общие цифры численности танковых сил в мае 1940 г. действительно показывают, что Германия после 1933 г. не занималась строительством одних лишь танков, но из-за этого обстоятельства мы не должны игнорировать существенного вклада, внесенного стремительной мобилизацией немецкой промышленности в 1939–1940 гг. Пусть даже Германия в мае 1940 г. не имела полного превосходства в танках над противниками, ситуация была бы намного хуже, если бы не ускоренное производство танков, начавшееся осенью 1939 г. После успешного завершения польской кампании в октябре 1939 г. танковые силы германской армии имели критически низкую численность. У вермахта имелось всего 2701 исправная машина, причем в подавляющем большинстве это были устаревшие модели Pz-I и Pz-II
[1150]. Число боеспособных средних танков, пригодных для использования против Франции, составляло всего 541 машину
[1151]. Если эти неадекватные силы были бы брошены против позиций союзников на линии Бреда – Диль, как предусматривалось в первоначальном плане генштаба, принятом в октябре 1939 г., то вермахту бы повезло, если бы дело закончилось ничьей
[1152]. Зимой 1939–1940 гг. танкам никогда не уделялось такого же внимания, как бомбардировщикам Ju-88 или программе боеприпасов, но тем не менее за семь месяцев между завершением польской кампании и началом битвы за Францию состояние германских бронетанковых сил радикально улучшилось. К 10 мая 1940 г. оснащенность Германии средними танками почти утроилась по сравнению с ситуацией на конец польской кампании. Теперь у Германии имелось 785 танков Pz-III, 290 танков Pz-IV и 381 чешский средний танк – всего 1456 машин. Ни одна из них не могла сравняться с самыми тяжелыми французскими танками. Более того, у немцев не было противотанковых пушек, способных остановить танк Char В, как выяснилось в ряде шокирующих случаев, когда единичные французские танки уничтожали немецкую пехоту целыми колоннами
[1153]. Тем не менее немецкие танки с их удачно спроектированными боевыми отделениями и превосходной радиоаппаратурой к весне 1940 г. превращались в высокоэффективную силу.
Все зависело от того, как эта сила использовалась. В той степени, в какой существует одно-единственное объяснение ошеломляющей германской победы на Западном фронте, им является блестящий план Манштейна. Но вопреки легенде, этот план не опирался ни на новую революционную доктрину моторизованной войны, ни на мистическую веру в превосходство немецкого солдата
[1154]. В основе идеи Манштейна лежала классическая наполеоновская формула: достижение успеха путем численного превосходства над врагом в некоей ключевой точке. Иными словами, речь идет о синтезе грубого материализма и военного искусства. Поскольку Германия не обладала превосходством в живой силе (всего у нее имелось 135 дивизий против 151 дивизии у союзников), превосходство на конкретном участке могло быть достигнуто лишь путем максимально возможного сосредоточения и максимально возможной внезапности. Успех блицкрига объясняется замечательной реализацией этих классических принципов теории ведения военных операций, а не превосходством в технике или в боевом духе. Решающий отвлекающий маневр осуществила группа армий «В», атаковавшая Нидерланды и Северную Бельгию. В этой части операции участвовало всего 29 дивизий. Но они привлекли к себе внимание не менее чем 57 союзных дивизий, включавших отборные подразделения французской и британской армий. На юге, вдоль всей уязвимой долины Рейна, немцы разместили всего 19 второсортных дивизий, в то время как французы спрятали в массивных бетонных оборонительных сооружениях линии Мажино 36 дивизий. Таким образом, на флангах немцы пошли на большой риск, почти в два раза уступая союзникам в численности. Это позволило им сосредоточить в Арденнах не менее 45 ударных дивизий против франко-бельгийского заслона из 18 второсортных частей. Хотя немцы уступали противнику в числе почти по всей линии фронта, последовательное планирование позволило им в точке атаки достичь почти трехкратного превосходства. В этом смысле немецкая победа не опровергла принцип о решающем значении чисел. Она просто подтвердила то, что в ситуации равновесия преимущество, необходимое для решительного прорыва, может быть достигнуто лишь путем максимального сосредоточения сил. Более того, поскольку нельзя исходить из того, что противник будет вести себя пассивно, это преимущество может быть сохранено лишь с помощью стратегических уловок и максимальной маневренности.
Это, в свою очередь, подразумевало серьезный элемент риска. Немцы напали на Францию, не имея в резерве ни одного танкового подразделения – это очень важно. С тем чтобы достичь подавляющего численного превосходства в ключевой точке, все до единой части были введены в бой в самый первый день. Если бы эта атака провалилась, то у немцев не осталось бы мобильных частей для того, чтобы отразить возможное контрнаступление союзников. Применительно к немецкой армии эта стратегия обернулась блестящим успехом. Наступление сопровождалось упорными боями. Ежедневный уровень потерь был высоким, но поскольку кампания завершилась за несколько недель, в целом издержки оказались более чем приемлемыми. Но при описании германской победы в мае 1940 г. часто упускается из виду тот факт, что люфтваффе отделались далеко не так легко
[1155]. Германские ВВС во время первого удара были задействованы еще более интенсивно, чем армия. Напротив, союзники в ожидании затяжной оборонительной кампании держали значительную часть своих военно-воздушных сил в резерве. В результате Германия получила решающее преимущество. Но цена, которую ей пришлось заплатить за господство в воздухе, была намного выше цены за победу на земле. Только 10 мая, в ходе завоевания воздушного господства в первый день операции, люфтваффе потеряли не менее 347 самолетов, включая практически все транспортники, использовавшиеся для высадки воздушных десантов в Нидерландах и Бельгии
[1156]. К концу мая было списано 30 % самолетов, с которыми люфтваффе начинали кампанию. Еще 13 % получили серьезные повреждения.
