В более общем плане лихорадочные дискуссии лета 1940 г. свидетельствуют и о том, что в крайнем напряжении находилась экономическая политика Германии с начала 1930-х гг.
[1179] После грандиозных побед вермахта казалось возможным, что сложившееся положение позволит Рейху избавиться от множества обременительных ограничений, мешавших немецкому бизнесу с момента банковского и валютного кризиса 1931 г. В Берлине в целом были согласны с тем, что корсет «Нового плана» Шахта не к лицу будущему европейскому гегемону
[1180]. Репарации, наложенные на побежденные державы, должны были покончить с острой нехваткой иностранной валюты в Германии. За счет других европейских центральных банков Рейхсбанк предполагалось вооружить стратегическим валютным резервом как минимум в 10 млрд рейхсмарок. Ответственность за ненавистные «политические долги» 1920-х гг. возлагалась на Великобританию. Перед Рейхом даже открывалась возможность возобновить переговоры о выплате американских займов, замороженные шестью годами ранее. А продемонстрировав свою способность обойтись без США, Германия могла вести эти переговоры с позиции силы. Возможно, самым примечательным было то, что Рейхсминистерство финансов, испытывавшее беспокойство по поводу того, что система экспортных субсидий обходилась стране все дороже и дороже, даже выдвинуло идею о том, что Германия должна воспользоваться своим резким усилением и ростом престижа для того, чтобы девальвировать рейхсмарку, тем самым исправив давнее несоответствие между немецкой и прочими мировыми валютами
[1181]. Неудивительно, что это предложение не прошло. Час победы не годился для того, чтобы уменьшать внешнюю стоимость валюты страны. Отныне задавать стандарты должна была рейхсмарка. Ее некоторая переоценка по отношению к европейским сателлитным экономикам лишь приветствовалась, поскольку способствовала удешевлению импорта
[1182]. Если обменный курс рейхсмарки и доллара нуждался в корректировке, то приспосабливаться должен был доллар, а не наоборот.
Наиболее амбициозные цели ставило перед собой германское Министерство иностранных дел. Оно хотело воспользоваться уникальной возможностью, созданной военной победой, и поскорее заключить таможенный и валютный союз с как можно большим числом европейских стран. Однако Дания – первая страна, которой было сделано такое предложение, – уклонилась от него, а Рейхсбанк, РМЭ и организация по выполнению Четырехлетнего плана были против излишне поспешного расширения экономических рубежей Германии. Они предпочитали постепенный подход, первым шагом которого должно было стать включение всей Западной Европы в централизованную клиринговую систему, которая бы позволяла осуществлять многостороннее погашение долгов во всех случаях, когда это устраивало Германию. Такая система, учрежденная в августе 1940 г., стала основой для все более интенсивного вовлечения европейских экономик в сферу влияния Рейха. Хотя находились и те, кто видел в этой централизованной клиринговой системе зародыш экономического будущего, ее непосредственная практическая цель состояла в том, чтобы обеспечить Германию практически неограниченным торговым дефицитом. Жестокую логику этой военной клиринговой системы с поразительной откровенностью изложил д-р Густав Шлоттерер, молодой национал-социалистический чиновник, являвшийся ее главным архитектором
[1183]. Выступая в июле 1940 г. перед немецкими предпринимателями, Шлоттерер объяснил:
По сути мы настолько подчинили себе ряд стран, что в отношении с ними нас не должна смущать очень серьезная проблема, касающаяся урегулирования [дефицита по клиринговым счетам]. В отношении Дании и Норвегии мы заняли позицию, согласно которой баланс в клиринговой торговле [т. е. немецкий внешнеторговый дефицит] не подлежит обсуждению <…> Мы склонны к тому, чтобы использовать различные уловки, обман, а временами и насилие, чтобы заставлять европейские страны продавать свои товары в Германию, но при этом оставлять их кредиты, когда те накопятся, в Берлине <…> Мы не знаем, насколько далеко нас смогут завести эти идеи. Но мы полагаем, что они должны сработать в случае оккупированных стран
[1184].
Наилучшим показателем того, насколько успешной была циничная система Шлоттерера, служит гигантский дефицит, накопленный Германией к концу войны. Разумеется, в обычных обстоятельствах частные поставщики из Франции, Бельгии или Нидерландов не спешили бы снабжать товарами зарубежного клиента, у которого накопилось неоплаченных счетов на десятки миллиардов рейхсмарок. Но клиринговая система, созданная Рейхсбанком в 1930-х гг., умела устранять подобные препятствия. С иностранными экспортерами расплачивались не их немецкие клиенты, а центральные банки их собственных стран их же собственной валютой. После этого зарубежный центральный банк записывал дефицит на клиринговый счет в Берлине. Немцы получали товары, зарубежные поставщики своевременно получали за них деньги, но счета так и оставались неоплаченными. К концу 1944 г., по данным Рейхсбанка, Германия была должна участникам этой клиринговой системы почти 30 млрд рейхсмарок. 8,5 млрд рейхсмарок причитались Франции, крупнейшему торговому кредитору Германии. Почти 6 млрд рейхсмарок Германия задолжала голландцам. Долг Бельгии и Люксембургу составлял 5 млрд рейхсмарок, а задолженность перед Польшей достигала 4,7 млрд рейхсмарок
[1185].
