Срыв планов немецкого капитала по захвату активов в покоренных Рейхом странах произошел по причине саботажа на местах, а также нежелания немцев подвергать собственность европейских соседей экспроприации в «колониальном стиле». Но следует не забывать и про макроэкономический контекст. Как напомнил на совещании германских банкиров в октябре 1940 г. Йозеф Абс, ведущий директор Deutsche Bank, покупка крупных зарубежных активов сопряжена с экспортом капитала
[1197]. В обычных обстоятельствах страна может осуществлять значительный чистый экспорт капитала лишь в том случае, если имеет профицит торгового баланса. Для того чтобы претендовать на обладание значительной частью западноевропейской экономики, Германия должна была перейти в экспортное наступление. Абс осенью 1940 г. допускал такую возможность, но лишь в случае существенного сокращения запросов военной промышленности. Иными словами, финансовой предпосылкой для действительно серьезного наступления капитала служил победоносный мир. Однако осенью 1940 г. расходы на вермахт и военно-экономические проекты ускорялись и Германия сознательно накапливала все более серьезный дефицит торгового баланса. Она не претендовала на западноевропейские экономики. Наоборот, это западноевропейские страны, перед которыми у Германии имелась крупная задолженность по клирингу, предъявляли ей все более серьезные претензии. Единственной причиной, по которой этот дефицит в миллиарды рейхсмарок не привел к долгам частных корпораций и к переходу немецких активов в руки иностранцев, как это происходило при Веймарской республике, являлось своеобразное устройство клиринговой системы. Задолженность по клирингу накапливалась не у частных фирм Германии, а у государства. Тем не менее она возрастала, и на более поздних этапах войны Рейхсбанк был так обеспокоен проблемой своих внешних обязательств, что даже серьезно рассматривал предложение, согласно которому Германии следовало погасить хотя бы часть своих долгов по клирингу, предложив своим западноевропейским торговым партнерам крупные пакеты акций
[1198]. Иными словами, речь шла о том, чтобы покоренные территории стали пайщиками немецких предприятий, а не наоборот. Неудивительно, что эта идея была отвергнута. Но она свидетельствует о тщетности попыток предъявить права на обладание европейской экономикой в условиях гигантского дефицита торгового баланса.
Разумеется, Германия нашла способ построить квадратуру круга. Для того чтобы получить средства, необходимые и для существования в условиях крупного торгового дефицита, и для покупки зарубежных активов, ей нужно было только обложить оккупированные территории «репарациями». В конечном счете именно «репарации», а не долги по клирингу определяли перекачку ресурсов из оккупированных территорий в Германию. Поскольку после Версаля слово «репарации» было не в чести, а Германия не была заинтересована в заключении формальных мирных договоров до достижения полной победы, платежи в пользу Германии назывались платой за оккупацию, которая с лета 1940 г. взималась Германией на постоянной основе с Польши и всех западноевропейских государств
[1199]. Германия, естественно, несла большие расходы на содержание гарнизонов в сотни тысяч солдат, размещенных по ее новой империи. И эти расходы стали быстро возрастать после того, как люфтваффе приступили к строительству военно-воздушных баз, а флот начал сооружение гигантских укрытий для подводных лодок на всем побережье Атлантического океана и Северного моря. В 1943 и 1944 гг. деньги потребовались и на строительство грандиозного Атлантического вала, призванного предотвратить вторжение союзников
[1200]. Однако с самого начала было ясно, что суммы, которые Германия требовала с побежденных, далеко превосходили все, что могли тут же истратить военные. По оценкам французов, тех 20 млн рейхсмарок, которые они должны были выплачивать ежедневно, хватило бы на содержание армии в 18 млн человек. Даже с учетом того факта, что солдаты вермахта жили во Франции «как короли», на это не нужно было столько денег. Куда именно уходили эти гигантские средства, оставалось тайной даже для вермахта
[1201]. Впрочем, ясно, что значительная часть этих денег использовалась для оплаты немецкого импорта и что более 1 млрд марок было израсходовано на покупку сырья и потребительских товаров на черном рынке
[1202]. В любом случае, общие поступления, полученные Германией в качестве платы за оккупацию, были так велики, что они явно превышали даже огромный дефицит, накопившийся на клиринговых счетах.
Поскольку плата за оккупацию составляла непомерные суммы, немцы любезно намекнули Франции – своей самой главной жертве, – что с удовольствием возьмут в счет оплаты акции французских компаний по несколько сниженной цене. Если бы они настаивали на этом, то, несомненно, получили бы механизм полномасштабного перемещения капитала, но французы не откликнулись на предложение – по крайней мере в том, что касалось их фирм. Они неохотно согласились лишь на то, чтобы продать французские паи в предприятиях Восточной и Юго-Восточной Европы
[1203]. Еще с конца XIX в. индустриальное развитие Восточной Европы в большой степени финансировалось за счет французского капитала. Известно, что существенная часть этих инвестиций была потеряна из-за революции в России. Тем не менее в межвоенные годы французские банкиры продолжали владеть значительными, хотя в основном убыточными, паями в польской тяжелой промышленности, а также в Югославии и Румынии. К концу 1941 г. эти паи были переданы Германии в счет репараций. С немецкой точки зрения наибольшее значение имела крупная доля французов в румынской нефтяной промышленности, которая стала основой для нового германского «транснационального нефтяного гиганта», Kontinentale Öl AG
[1204]. Жизненно важное стратегическое значение имела и французская доля в югославском Борском руднике – крупнейшем в Европе месторождении меди. С 1939 г. французские паи использовались для того, чтобы искусственно ограничивать поставки югославской меди в Германию. Теперь же рудник полностью перешел под контроль немцев. Однако во всех трех случаях в наибольшем выигрыше оказались не частные предприниматели. Реальной движущей силой германского корпоративного империализма в 1940-е гг. служили такие организации, как Reichswerke Hermann Göring или Kontinentale Öl— гибриды, предусматривавшие участие частного капитала, но находившиеся под контролем партийных функционеров, которым покровительствовал Герман Геринг
[1205].
