Еще один скрытый источник разногласий просматривается в словах Гальдера о том, что завоевание Советского Союза не приведет к «существенному расширению» немецкой «экономической базы». Это замечание любопытно тем, что оно бросало вызов принципиальной идее Гитлера о тех трофеях, которые принесет завоевательная кампания, в частности на Украине. Однако вплоть до середины февраля 1941 г. именно пессимистическая оценка Гальдера отражала в себе настроения, преобладавшие в Берлине. Армия, исходя из военно-географического изучения Советского Союза, завершившегося 10 августа 1940 г., ожидала многого от завоевания Украины, но исключала из рассмотрения кавказские нефтяные месторождения, находившиеся вне пределов досягаемости даже для танковых дивизий. Кроме того, подчеркивалось существование у СССР значительного промышленного потенциала на Урале, также недосягаемом для немецких армий
[1430]. В октябре сотрудник московского посольства Гебхардт фон Вальтер направил Гальдеру еще более пессимистическую оценку. В ней указывалось, что не следует ждать немедленного краха советского режима после нападения Германии и что на Украине немцев ждут не такие уж большие трофеи. Этот регион стал еще более перенаселенным и бедным по сравнению с тем состоянием, в котором он находился, когда попал в руки немцев в 1917 г., а он уже тогда разочаровал их
[1431]. В январе 1941 г. и военно-экономическое управление вермахта, и управление по выполнению Четырехлетнего плана прикладывали все силы к вынесению негативных оценок. 22 января 1941 г. подчиненные генерала Томаса указывали, что вторжение прервет поставки таких цветных металлов, как марганец, который в тот момент поступал в Германию только из Советского Союза
[1432]. Более того, любое крупное наступление приведет к истощению и без того скудных немецких запасов топлива и резины
[1433]. К аналогичным выводам пришло и управление по выполнению Четырехлетнего плана. Единственное значительное исключение представлял собой статс-секретарь Бакке из Министерства сельского хозяйства, уже давно выступавший за экспансию в восточном направлении. Что именно сказал Бакке Гитлеру в январе 1941 г., было неясно даже таким осведомленным лицам, как генерал Томас. Как сообщалось в одной из докладных записок ОКБ, «Говорят, что статс-секретарь Бакке объявил фюреру о том, что обладание Украиной избавит нас от всяких экономических забот. На самом деле Бакке якобы сказал, что если какая-либо территория и поможет нам, так только Украина. Только на Украине имеются излишки [зерна], в отличие от Европейской России в целом»
[1434]. Как мы увидим, вскоре противопоставление Украины и Европейской России сыграет зловещую роль. Так или иначе, учитывая то, что генерал Томас знал о взглядах самого Гитлера на грядущую кампанию, он внушил своим подчиненным точку зрения, диаметрально противоположную той, которую они только что занимали
[1435].
22 января 1941 г. Томас уведомил своего начальника, Кейтеля, о том, что он планирует представить доклад, в котором призывается проявить осторожность в отношении предполагаемых военно-экономических благ, которые должно дать вторжение
[1436]. Теперь он изменил свою позицию. После того как стало ясно, что Гитлер ждет от «Барбароссы» в первую очередь экономических бонусов, Томас начал систематически двигаться навстречу фюреру. Он потребовал от своих подчиненных тесно сотрудничать с Бакке при составлении планов аграрной эксплуатации Советского Союза, и это решение оправдало себя на второй неделе февраля, после того, как фюрер ответил штабу на сообщение о возможной нехватке топлива и резины. Фюрер дал понять, что на его стратегические решения не повлияют подобные краткосрочные проблемы. В 1940 г. его тоже предупреждали о неизбежном истощении немецких запасов, но его крайне рискованная стратегия блестяще оправдалась. Нападение на Советский Союз, с Украиной в качестве первой цели, состоится в любом случае. В ответ на это Томас 20 февраля подал Гитлеру доклад, абсолютно беспрецедентный с точки зрения его оптимистического тона. Теперь ОКБ утверждало, что в ходе первого же удара вермахт сможет захватить не менее 70 % промышленного потенциала СССР. Это сделает долгосрочное сопротивление со стороны Красной армии безнадежным. В то же время выгоды от оккупации будут огромными. Подчиненные Томаса в сотрудничестве с Бакке составили план по «высвобождению» на Украине по крайней мере 4 млн тонн зерна. Томас пошел дальше всех предыдущих аналитиков, утверждая, что покорение Кавказа станет естественным дополнением к оккупации Украины. Собственно говоря, без завоевания Кавказа от Украины будет мало пользы, поскольку Германии понадобится огромный парк тракторов и грузовиков для уборки урожая, а топливо для них можно будет взять лишь в самом Советском Союзе. Удивительно, но Томас не сказал ни слова по поводу логистических и оперативных соображений, связанных с расширением сферы германского вторжения на 2000 километров к востоку
[1437].
При анализе этой поразительной коллекции аргументов выясняются по крайней мере три вещи. Во-первых, после успехов во Франции авторитет Гитлера был слишком велик для того, чтобы кто-либо мог всерьез оспаривать его решение о вторжении в Советский Союз. Гальдер уклонился от открытого столкновения. Генерал Томас развернулся на 180 градусов и встал на сторону Гитлера. Однако ясно, что за этим консенсусом скрывались глубокие разногласия в отношении планов операции и ее стратегических целей. Весной 1941 г. Министерство иностранных дел все еще выступало против грядущей войны, предпочитая в альянсе с Советским Союзом вести борьбу против Британской империи
[1438]. Однако вера немецких руководителей в возможности вермахта сыграла в прекращении споров еще большую роль, чем гитлеровский миф. Если бы Красную армию действительно удалось уничтожить в первые недели кампании, к западу от рубежа Днепр – Двина, то, как и в 1940 г., все опасения, предшествовавшие нападению, вскоре были бы забыты. В этом случае отпала бы нужда в аргументах об относительной приоритетности экономических целей по сравнению с чисто военными. Ресурсы западных регионов Советского Союза можно было бы задействовать в немецкой военной экономике и Третий рейх наконец получил бы возможность навязать свою волю всему Европейскому континенту. Но эта убежденность в быстрой победе в то же время являлась главным слабым местом всех планов вермахта. Уже в феврале 1941 г. было очевидно, что если неожиданный удар не сокрушит сталинский режим, то Третий рейх столкнется с угрозой стратегической катастрофы.
