Уничтожить городское население оккупированных регионов России оказалось намного более сложным делом. Для того чтобы полностью отрезать Минск, Киев или Харьков от их сельскохозяйственной округи, потребовалось бы проведение крупной специальной операции
[1499]. Пока на всех фронтах продолжались ожесточенные бои, вермахту не хватало для этого людей. Более того, утомленные оккупационные власти не видели логики в том, чтобы без всякой нужды ожесточать гражданское население поспешным выполнением программы геноцида. Требовалось по крайней мере сделать вид, что принимаются меры к снабжению населения продовольствием. Хотя немцы всегда избегали каких-либо разговоров об официальных нормах, опасаясь того, что это возложит на них определенную ответственность, они все же начали раздавать еду. Результатом стал невнятный компромисс, с поразительным бездушием описанный местным администратором вермахта:
На протяжении последних месяцев начались и сейчас в течение рабочего дня все чаще раздаются упоминания о снабжении гражданского населения продовольствием. Мы никогда всерьез не принимали во внимание то, что здесь еще есть русские. Нет, это не вполне верно. В соответствии с официальными приказаниями мы <…> не должны были принимать их во внимание. Но война приняла иной оборот <…> В этих обстоятельствах нам уже нельзя себе позволить не принимать население во внимание в плане продовольствия. Но где мы можем хоть что-то достать?
[1500]
На этот вопрос никто так и не дал удовлетворительного ответа. Жители городов на западе России находили средства к пропитанию на черном рынке и все чаще покидали города, возвращаясь в села, где еще жили их родственники. В свою очередь, вермахт делал все, чтобы изыскивать продовольствие на местах. Уже через несколько недель после вторжения главной задачей многих немецких военнослужащих стали реквизиции продуктов
[1501]. Войска в огромных количествах присваивали зерно, скот и молочные продукты. Тем не менее армия Рейха была не в состоянии снабжаться на ожидаемом уровне. Основная часть немецких войск была сосредоточена в Белоруссии, но именно там местные источники оказались неадекватными во всех отношениях. Большие партии продовольствия приходилось отправлять на восток из Германии
[1502]. Но с учетом слаборазвитой транспортной инфраструктуры даже этого не хватало. Группа армий «Центр» никогда не страдала от такого голода, который угрожал противостоящим ей советским войскам. Однако зимой 1941/1942 г., в условиях расстройства транспортной системы, многие немецкие солдаты не получали пайков в течение целых дней и даже недель
[1503].
Впрочем, «План голода» со всеми вытекающими из него кошмарами, по сути, никогда не пытались воплотить в полном объеме, поскольку в германскую зону оккупации так и не попали два крупнейших города Советского Союза – Москва и Ленинград— с их окрестностями. Вермахту в итоге не удалось взять ни один из этих городов, несмотря на то что они представляли собой важнейшие цели операции «Барбаросса». Однако косвенным образом задача «Голодного плана» была при этом решена. Линия фронта отрезала миллионы советских граждан от их главных источников продовольствия, благодаря чему украинские урожаи оказались в руках немцев. Советским властям приходилось кормить своих граждан тем немногим, что могли дать остатки советского сельского хозяйства. В результате советский тыл постоянно голодал, а во многих случаях и откровенно умирал от голода, что наиболее драматическим образом проявилось в случае осажденного Ленинграда
[1504]. Германские и финские тиски сомкнулись вокруг Ленинграда в начале октября 1941 г. В гигантскую ловушку попали два с половиной миллиона военнослужащих и гражданских лиц. Не имея сведений о положении защитников города, германская 18-я армия, отвечавшая за осаду, начала задумываться о том, как ей поступить с населением
[1505]. Армейский штаб предложил три варианта: окружить город и «уморить всех» («alles verhungert»), вывезти гражданское население на запад, в немецкую зону оккупации, или же организовать его эвакуацию в советский тыл. В соответствующей докладной записке не предлагалось никакого решения, а лишь рассматривались преимущества и недостатки каждого варианта. Голодная смерть населения Ленинграда позволяла уничтожить большое число коммунистов и избавляла немцев от необходимости кормить миллионы людей. Единственный серьезный недостаток этого плана относился к сфере пропаганды. Зарубежные СМИ подняли бы волну возмущения. Кроме того, командование 18-й армии боялось за психику своих солдат, которым придется наблюдать, как поблизости умирает от голода 4 миллиона мирных жителей. Вывоз гражданского населения на запад, в тыл немецких войск, оставил бы печать союзников без этого ужасного сюжета. Но гитлеровцы были бы вынуждены изыскивать пропитание для лишних 4 миллионов человек, а на этот счет никто не питал иллюзий: «Большая часть людей, покидающих Петербург, в любом случае будет обречена на голодную смерть». Кроме того, это тоже бы негативно сказалось на состоянии войск. Наконец, имелась возможность договориться с советским командованием о том, чтобы пропустить эвакуируемых через линию фронта. Такой вариант имел свои преимущества с пропагандистской точки зрения, но вермахт опасался того, что исход из Ленинграда мог необратимо испортить имидж немецких войск: десятки тысяч гражданских лиц наверняка бы умерли по пути к линии фронта. Единственная возможность, которая никогда даже не обсуждалась, заключалась в том, чтобы кормить советское население за счет германских запасов. К декабрю 1941 г. в Ленинграде царил жестокий голод. Накануне нового года и в январе 1942 г. в городе ежедневно умирало почти 4000 мужчин, женщин и детей
[1506]. Согласно наиболее надежным источникам, за первые 11 месяцев осады умерло 653 тыс. ленинградцев
[1507]. Не исключено, что к 1944 г. голод и связанные с ним болезни унесли до 700 тыс. жизней.
