Тем не менее заявление Шпеера о своей аполитичности всегда было откровенным абсурдом. Альберт Шпеер (1905–1981) подал заявку на вступление в Нацистскую партию в начале 1931 г., на волне первого успеха, достигнутого Гитлером на выборах, но в тот момент, когда НСДАП все еще находилась на дальней периферии политической жизни Германии. Начиная с первых майских торжеств 1933 г. Шпеер лично отвечал за создание яркого публичного образа режима. Ежегодные съезды в Нюрнберге, грандиозные праздники урожая, Олимпийские игры 1936 г. – все это были его детища. Шпеер выстроил всю свою карьеру на контактах с Нацистской партией и прежде всего на своих тесных личных связях с Гитлером, служивших для него козырной картой, из которой он извлекал всю возможную выгоду. Шпеер умело и безжалостно прокладывал свой курс среди рифов кабинетной политики Третьего рейха
[1730]. Он вступил в тесный союз как с Фрицем Тодтом, так и с геринговским Министерством авиации (при посредничестве Эрхарда Мильха). Кроме того, с конца 1930-х гг. он наладил взаимовыгодное сотрудничество с Генрихом Гиммлером и СС. После начала войны Шпеер накопил большой портфель проектов, включая всю строительную программу люфтваффе, а также ряд крупных строек на оккупированных восточных территориях. После таинственной гибели Фрица Тодта в авиакатастрофе Шпеер, вероятно, не являлся его самым очевидным преемником. Но не был он и откровенным аутсайдером. Он, несомненно, входил в число тех немногих людей, которым реально доверял Гитлер, и колоссальное влияние Шпеера после 1942 г. в первую очередь основывалось именно на этом обстоятельстве.
Однако для нас более принципиальное значение имеет второй элемент мифа о Шпеере: роль нового министра в военной экономике. Вместо того чтобы искать в работе военной промышленности подтверждение статуса Шпеера как аполитичного технократа, мы будем подчеркивать в первую очередь именно политическое значение, которое имело сотворенное Шпеером «оружейное чудо» для гитлеровского режима. Это «оружейное чудо» стало самой большой услугой, которую Альберт Шпеер оказал нацистской пропаганде. С самых первых дней пребывания на своей новой должности Шпеер выказывал четкое осознание того символического значения, которое имела военная промышленность. Шпеер не просто занимался производством вооружений – он сумел превратить его в орудие пропаганды. Яркие цифры производственной статистики должны были внушить немецкому народу, что войну все еще можно выиграть, если немецкий рабочий своим трудом поддержит героизм солдат на фронте. Солипсистская риторика производственных рекордов была призвана предать забвению те вопросы общего плана, которыми задавалось руководство Рейха во время кризиса 1941–1942 гг. Как мы видели, в тот момент все люди, наиболее тесно связанные с управлением немецкой военной экономикой, пришли к выводу о том, что Германия лишилась шанса на победу в войне. И генерал Фромм, и генерал Томас, и Фриц Тодт были согласны с тем, что в свете поражения под Москвой руководство поступит разумно, если попытается найти «политическое» решение. И Шпеер был «аполитичен» именно в этом, принципиально важном смысле. Он положил конец рассуждениям, которые от рациональной оценки военных возможностей Германии через сопоставление с военным потенциалом ее врагов приходили к «политическим» предложениям о необходимости закончить войну. Вдохнув новую жизнь в военную промышленность Германии и позаботившись о том, чтобы проделанная им работа трактовалась как история чудесного возрождения, Шпеер дал нацистскому режиму возможность продолжить войну— не только в практическом смысле, снабдив вермахт новыми ресурсами, но и в политическом смысле, развивая пропагандистский сюжет о безграничных возможностях страны. «Оружейное чудо» подавалось им как еще один пример «триумфа воли»: гениальность нацистского руководства вкупе с железной решимостью немецкого народа способна преодолеть любые препятствия.
Через несколько месяцев после вступления в должность Шпеер придал военной экономике новое, однозначно оптимистическое лицо
[1731]. В ходе дискуссии с Гитлером он спланировал согласованную пропагандистскую кампанию, призванную подчеркнуть динамизм, приобретенный военной экономикой, и ее тесную связь с вермахтом – образ, который предстояло донести до всей страны в серии киножурналов
[1732]. Как заявил Шпеер журналистам в июне 1943 г., он не собирался повторять ошибку, допущенную в 1917 г., когда кайзеровский режим позволил немецкой общественности проникнуться пораженческими настроениями, не сумев должным образом информировать ее о замечательных достижениях промышленности страны
[1733]. В апреле 1942 г. кинохроника впервые начала уделять значительное внимание тылу; в том числе был снят сюжет об изготовлении танков в гигантском сборочном цеху, вызвавший многочисленные отклики. Зрителей впечатлил тот факт, что «немецкие танки выглядели более мощными и компактными» по сравнению с советскими моделями, показанными в последующих частях этого фильма. «Это „грандиозное массовое производство“ внушало уверенность и порождало надежду на решающий успех в грядущих битвах»
[1734]. Несколько недель спустя «внутренний фронт» был удивлен проведенным в Берлине пышным публичным чествованием «самого результативного работника в оружейной промышленности» – мастера Франца Гане с берлинского танкового завода Alkett (принадлежавшего компании Rheinmetall), 20 мая 1942 г. получившего заветный Ritterkreuz zum Kriegsverdienstkreuz (Крест за военные заслуги)
[1735]. Награду на грудь Гане прикрепил прославленный герой войны, капрал Крон
[1736]. На торжествах присутствовали Геринг, Шпеер, Эрхард Мильх из Министерства авиации, Кейтель как представитель вермахта, генералы Фромм и Лееб от армии и статс-секретарь Бакке. Все это было впечатляющей демонстрацией новых успехов немецкой военной экономики. Одновременно с берлинской церемонией на заводах по всей Германии было вручено 1000 крестов Военных заслуг второй степени. Затем в кинохронике было показано, как мастер Гане торжественно проходит мимо почетного караула из солдат, моряков, летчиков и ваффен-СС, а голос за кадром в это время провозглашал: «Лучшие бойцы с лучшим оружием разобьют врага». До конца той же недели населению был показан первый еженедельный киножурнал, посвященный исключительно военному производству: зрители увидели ранее секретные кадры с оружейными заводами, названные Геббельсом «чрезвычайно сильными», «внушающими уверенность» в тылу и устрашающими врагов Германии
[1737].
